За решеткой
Шрифт:
— Сегодня уже слишком поздно для новостей, да? Они не позвонят.
— Да. Я тоже так думаю.
— Черт. Завтра его перевезут.
Тишина.
— Я не знаю, что сказать, дружище. Это может случиться. Ты еще можешь получить новости. Я никогда не видел...
Мой телефон пиликнул, и я поперхнулся воздухом, выпалив:
— Черт, мне придется тебя сбросить. Параллельный вызов.
— Иди, иди. Может, это оно.
— Бл*дь.
— Дыши, и перезвони мне потом.
Я завершил вызов Хавьера и ткнул по экрану, принимая входящий
— Алло? — мой голос срывался.
— Энсон?
— Синтия? — мое сердце застряло в горле. — Вы получили новости? Они рассмотрят его апелляцию?
У нее имелись ответы, я это чувствовал.
— Уже рассмотрели, — она была слишком спокойной, слишком непроницаемой.
— Иисусе, скажите уже! — я не хотел орать, но мои нервы были ни к черту.
— Сегодня утром меня вызвали в суд. Заседание было долгим, и, как я и подозревала, обвинение разыграло против нас каждую карту, имевшуюся в их распоряжении. Они очень старались пресечь нас. Я зачитаю вам финальное решение Апелляционного Суда.
Я задержал дыхание, пока она читала.
— После пересмотра внушительного количества улик, представленных суду, мы считаем, что есть существенные сомнения в том, получил ли мистер Ндиайе справедливый и честный суд, как то предписывает Конституция. Следовательно, Апелляционный Суд рекомендует, чтобы дело мистера Ндиайе было возвращено обратно и рассмотрено заново.
Я не выдержал. Зарыдал. Недели в напряжении и беспокойстве завершились этими новостями, и я мог лишь плакать и благодарить ее.
— Впереди нас ждет немало работы, мистер Миллер, но теперь у нас есть время сделать ее подобающим образом. Как вы понимаете, они приняли апелляцию, но ясно дали понять, что мистер Ндиайе будет оставаться под стражей на протяжении судебного процесса.
— Я понимаю. Спасибо.
— Сделайте глубокий вдох, Энсон, — в ее голосе впервые послышалась улыбка.
Я вытер глаза и согнулся вперед, опустив голову между коленей.
— Спасибо. Спасибо вам большое. Вы себе не представляете. Спасибо.
— Мне сообщили, что моего клиента переводят в его прежнюю камеру. Предлагаю вам запланировать визит к нему. Уверена, вам обоим это надо.
Я никогда не упоминал характер наших с Бишопом отношений, но Синтия не была идиоткой.
Я еще раз поблагодарил ее и повесил трубку. Посидев несколько минут и переварив новости, я сделал несколько успокаивающих вдохов, чтобы прогнать муки, неделями отравлявшие мои внутренности. Вернулась надежда. Надежда, которую я почти отринул пять минут назад.
Я перезвонил Хавьеру и поделился новостями. Он сказал, что примерно в то же время они получили звонок с сообщением о том, что Бишопа переводят обратно в его камеру.
— Что теперь будет с тобой? — спросил Хавьер. — Рей такого не предвидел?
Это правда. Рей рассчитывал, что когда я вернусь к работе, Бишопа уже не будет.
— Наверное, узнаю по ходу.
— Может, хоть теперь ты сможешь нормально поспать,
— Боже, мне это надо.
— Знаю. Я пройду мимо его блока, когда доработаю смену. Хочешь, чтобы я ему что-либо передал?
— Скажи, что я при первой же возможности приеду навестить его.
— Считай, что уже сделано. Поздравляю, Энсон. Надеюсь, все сложится как надо.
Должно сложиться. Мы на верном пути. Новый судебный процесс с изумительным адвокатом — это то, что нужно Бишопу.
***
Рей перевел меня в отсек Д. Я не удивился. Но с переводом пришло последнее предупреждение. Я ограничивался этим отсеком, и никаких «но», «если» и «и». Если я попытаюсь выкинуть что-либо, меня уволят. Как и прежде, я был волен навещать Бишопа в свое личное время или общаться с ним через почту, но этим мои контакты с ним ограничивались.
Меня это устраивало. Он жив.
Судебный процесс еще не начался, и Синтия сообщила нам обоим, что это займет некоторое время. Такие вещи никогда не происходили быстро. Тем временем она выстраивала железобетонное дело, в процессе раскопав поражающее количество вещей, которые проигнорировали или скрыли в ходе первого суда на Бишопом, что вызывало серьезные сомнения в профпригодности его общественного защитника. Колоссальное количество улик указывало на возможное давление с противоположной стороны, и если это подтвердится, то его прежнего адвоката могут лишить лицензии и привлечь к уголовной ответственности.
Огромным открытием стал новый свидетель. Во время повторного опроса прежних свидетелей молодой 28-летний мужчина по имени Хенрик, сын соседей Аянны, предоставил новую информацию. На момент совершения преступления ему было восемь лет. Но он дружил с Кеоном, и они много играли в квартире Аянны. Будучи маленьким мальчиком, он много чего видел.
Мать Хенрика не разрешила своему маленькому сыну говорить с полицией в ходе расследования, но Хенрик помнил, что Исайя постоянно бывал в квартире Аянны. Он также помнил физическое насилие, потому что видел это своими глазами. Он рассказал, как боялся, когда Исайя приходил во время их с Кеоном игр, и Хенрик убегал домой и говорил об этом матери... женщине, которая ничего не сделала, чтобы помочь бедной Аянне. Хенрик не раз слышал, как Исайя угрожал заткнуть Аянну навсегда, если она не будет слушаться.
В то же время Хенрик помнил, что Бишоп тоже бывал в квартире, потому что Бишоп всегда говорил Аянне вызвать полицию, написать заявление на Исайю, и Хенрик соглашался с ним, не в силах понять своим маленьким восьмилетним мозгом, почему она не слушалась. Все боялись Исайю.
Свидетельские показания Хенрика могли оказаться жизненно важными в оправдании Бишопа. Хотя Синтия предупредила, что обвинение сделает все возможное, чтобы дискредитировать показания Хенрика, опираясь на его возраст в то время, когда все произошло.