За свободу
Шрифт:
В воскресенье уныние сменилось небольшим подъемом, когда в город вошел молчаливый Грегор из Бургбернгейма со своим отрядом, потеснившим маркграфа Казимира. К тому же распространился слух, что евангелическая рать стоит цела и невредима под Кёнигсгофеном. Вполне возможно, что слух этот был пущен командованием, но он сделал свое дело. Люди опять воспрянули духом и решили двинуться на Кёнигсгофен. Сидя за чаркой вина, они клялись, что не оставят в живых ни одного пленного, перевешают рейтаров и отрубят головы ландскнехтам.
День прошел в лихорадочных приготовлениях к выступлению, и не один Симон Нейфер с тоской смотрел вдаль, не едет ли Флориан Гейер. Противники Гейера в крестьянском совете много отдали бы теперь, чтобы с ними был этот опытнейший полководец. Теперь на Нейфере лежала тяжелая
Когда заалело небо и наступил первый день троицы, крестьянские отряды стояли готовые к выступлению, не менее пяти тысяч человек и вся артиллерия: легкие полевые орудия, семьдесят фальконетов, бомбарды, двойные и одинарные кулеврины, пороховые фургоны и обоз. Чтобы держать под ударом Мариенберг, оставили две тысячи ратников из Вюрцбурга, три тысячи — из сельских округов под командованием Ганса Берметера, Леонгарда Виснера и Бальтазара Вюрцбергера.
Жизнь в крестьянском лагере. С гравюры Г. 3. Бегама
Но кто это спускается по холму из Гейдингсфельда на взмыленном коне? Кому навстречу летят Якоб Кель, Грегор, Симон Нейфер, Большой Лингарт? Кому радостно пожимают руку? Громовой крик из многих тысяч глоток и звон оружия приветствуют появление Флориана Гейера. Встречает его и брат Амвросий — единственный из всех священников, приведший свою паству под Вюрцбург и оставшийся с повстанцами до конца. Остальные убрались восвояси под покровом темноты, даже не попрощавшись. Это он благословил выступавших в поход. Благословила их и Черная Гофманша, только, правда, на свой лад. Когда войска, выйдя из города через Гейдингсфельдские ворота, стали спускаться по холму, она воскликнула пронзительным голосом:
— Отмщение! Отмщение за наших порубленных братьев! Мертвые встанут из могил и поведут вас вперед! Победа в наших руках!
Старуха осталась в Вюрцбурге. Показывая костлявой рукой на Мариенберг, она сказала Каспару Эчлиху, уходившему с войсками:
— Я останусь здесь до Судного дня.
Флориан Гейер выступил во главе своей Черной рати. К нему присоединился Большой Лингарт с пятьюдесятью молодцами, которых завербовали на свой счет вюрцбургские францисканцы. По-летнему жаркое солнце взошло над горизонтом, когда утром 4 июня крестьянские войска начали подниматься по склону горы. Поднявшись, они свернули на ретингенскую дорогу, в надежде, что враг еще стоит под Кёнигсгофеном. Беглецы из Тауберского ополчения в один голос твердили, что Ганс Кольбеншлаг нанес неприятелю тягчайший урон.
Было прекрасное летнее утро. В прозрачном воздухе звонко заливались жаворонки. Овсянки, синицы, зяблики оживляли своим щебетанием и трелями рощицу вдоль дороги. Слышались веселые звуки свирелей и волынок; не переставая, гремели барабаны, и крестьяне распевали песни, шутили, смеялись и оглашали воздух радостными криками. На широком лугу между деревнями Ингольштадт и Зульцдорф, в полумиле к западу от Гибельштадта, крестьяне сделали привал. Лесистая возвышенность, на которой стояли развалины некогда разрушенного ротенбуржцами разбойничьего Ингольштадтского замка и небольшая рощица заслоняли от глаз Флориана Гейера его родное гнездо. На севере, в тылу у крестьян, в трех четвертях мили от деревни Моос, начинался дремучий Гуттенбергский лес.
Осада
Не успели крестьяне снять с плеч самопалы, мушкеты, копья и двуручные мечи, а всадники — сойти с коней, как на юго-западе засверкало оружие. Раздались крики: «Враг!», «Трухзес!» С бешеной быстротой, по приказу Флориана Гейера, вокруг лагеря был выстроен вагенбург, а в промежутках между повозками установлены орудия. Железные всадники летучего отряда Трухзеса уже приближались. Их встретили убийственным огнем. Вот они повернули на скаку — одни направо, другие налево, пытаясь охватить крестьян с флангов. Но им не удалось прорвать крестьянский вагенбург. Два раза они атаковали его в конном строю и оба раза были отброшены сильным огнем. Не одни всадник был выбит из седла, не один конь остался на месте.
Вдруг надвинулась черная туча, но это еще не были главные силы врага. Не получив от Трухзеса добавочной платы за Кёнигсгофенское сражение, ландскнехты взбунтовались и отказались идти в бой. Приближавшийся к вагенбургу отряд состоял из военачальников, знаменосцев, фельдфебелей и получавших двойное жалованье ландскнехтов. Всех их, общим числом около восьмисот, Трухзес сумел посулами отколоть от их товарищей. Их вел он сам. Между тем его конница была стянута к деревне Моос, чтобы отрезать крестьянам возможное отступление через Гуттенбергский лес. Но и этим отборным войскам крестьяне не дали спуску. Большой урон наносил им огонь артиллерии, особенно же каменные ядра бомбард Черной рати. Эти ядра прорывали широкие борозды в рядах оголтелых молодчиков, которые бросались в атаку в изодранных копьями камзолах и штанах и в лихо заломленных набекрень беретах. Любо-дорого было смотреть, как разлетались в клочья их пестрые перья! Многим рабам божьим пришлось здесь распрощаться с жизнью. «За дело! За дело!» — только и слышался боевой клич. Но у отборных ландскнехтов не было копий, а крестьянских стрелков прикрывал вагенбург. Вдруг земля задрожала от гула и грохота, от топота бесчисленных копыт. То приближалась неприятельская конница и пушки.
Когда в тылу у вагенбурга образовалась брешь, защитники хлынули через нее и в паническом ужасе бросились бежать. Впереди всех мчался сам командующий — Якоб Кель. Но «иоргова смерть» настигла беглецов. Несколько часов железные рейтары преследовали убегающих, на скаку врезывались в толпу, кололи, рубили, давили направо и налево всех, безо всякой пощады. Как рассказывал впоследствии Генрих Трухзес, маршал епископа Конрада, это было зрелище почище кабаньей травли. Но кабан еще показал охотнику свои клыки. Грегор из Бургбернгейма не пожелал спасаться бегством. С кучкой своих храбрецов он стойко держался до конца, пока не пал смертью героя. Шестьдесят крестьян, которых всадники взяли в плен, польстившись на обещанный выкуп, были тут же, у вагенбурга, перебиты по приказанию Трухзеса. Ему донесли, что перед сражением крестьяне клялись не оставлять никого в живых.
Из-за вагенбурга, который уже больше не мог держаться, вышла небольшая, тесно сплоченная группа войск и направилась назад, к деревне Ингольштадт. Это были «черные» Флориана Гейера и пятьдесят вюрцбургских молодцов под предводительством Большого Лингарта. Несколько раз налетали на них железные всадники, но небольшой отряд ощетинивался во все стороны «ежом», перед иглами которого лошади шарахались назад. Защищенные таким образом своими длинными копьями, стрелки поражали неприятеля смертоносным огнем. Черная рать благополучно достигла деревни. Но колючая щетина представляла собой плохую защиту, поэтому отряд разделился: Симон Нейфер с двумя сотнями крестьян занял обнесенное каменной стеной кладбище, а Флориан Гейер с остальными четырьмя сотнями устремился в прежнюю цитадель рыцаря-разбойника фон Эльма, куда вела из деревни полуразрушенная арка ворот. Внешняя стена, вдоль которой тянулся болотистый ров, еще довольно хорошо сохранилась, а угловая башня была цела. Во дворе, среди развалин этого разбойничьего гнезда, разрушенного ротенбуржцами, приютились бездомные. Теперь от их жалких лачуг осталось сплошное пожарище. Их сжег летучий крестьянский отряд, тот самый, который разрушил замок Флориана Гейера.