За святую Русь! Фельдъегерь против нашествия Батыя (сборник)
Шрифт:
Кормчие решили – пора! На всех ушкуях прозвучали дудки, и раздалась команда:
– Суши вёсла! К бою готовсь!
Вёсла тут же были уложены, ратники стали надевать шлемы и кольчуги, опоясываться саблями.
Алексей саблю взял в руки, не надевая ножен. Бой предполагался на море, и если случайно в воду упадёшь или столкнут, шансов выплыть у обременённого железом не будет.
Ушкуи, как по команде, стали разом, дружно, поворачивать направо, мористее.
На «шведе» манёвр заметили, зарифили паруса. По палубе и реям засуетились матросы, то и дело слышалась трель боцманской дудки. Шведы правильно поняли манёвр ушкуйников, и теперь им надо было успеть спустить паруса, разобрать оружие и готовиться к бою.
Пройдя ещё немного по инерции, корабль потерял ход. Вдоль бортов выстроились моряки.
Ушкуйники же сделали обманный финт. Они прошли мимо корабля, почти впритирку, и те, кто имел арбалеты, сделали залп. До самого абордажа дело ещё не дошло, а команда «шведа» уже понесла потери.
– Парус спустить! Левый борт – греби!
Ушкуи развернулись и подошли к кораблю с двух сторон. Новгородцы закинули на корабль кошки и подтянули концы, фактически намертво скрепив «шведа» с ушкуями. Ушкуйники кинулись на корабль.
Шведы пытались рубить и колоть абордажными саблями, короткими пиками. Находясь выше ушкуев, на устойчивой палубе, они имели несомненное преимущество. Ушкуйникам же приходилось взбираться на борт чужого корабля, держа сабли или ножи в зубах. Однако новгородцы имели большой опыт ведения боёв – и на суше, и на море.
Алексей подтянулся по верёвке от кошки, схватился за планширь и перевалился на палубу. К нему, размахивая саблей, метнулся моряк. Видимо, его учили сабельному бою, но приобрести опыт он ещё не успел. Он вертел саблей, но как-то неуверенно.
Алексей успел выхватить изо рта саблю и начал ею отбиваться. Только вот пространства для манёвра не было, за его спиной находился фальшборт.
Моряк надеялся на силу и частоту ударов и бил, как молотилка.
Алексей пока отбивался, но смог улучить момент и нанёс противнику удар в живот. Моряк упал.
Рядом кипел бой. Все перемешались, хаотично перемещаясь по палубе.
Слева грянул выстрел. На корме, рядом с рулевым колесом, стоял офицер с пистолетом в руках – дым ещё вился вокруг него.
«Капитан или старпом, – сообразил Алексей. – И пистолет разряжен, самое время напасть». Он взбежал по крутому трапу на кормовую надстройку.
Офицер выхватил саблю и принял вычурную позу: левая рука согнута в локте и поднята, ноги тоже полусогнуты. Ну прямо французский бретёр!
Офицер выжидал, пока Алексей нападёт первым.
Алексей сделал один выпад, другой – офицер ловко их отбил.
С противоположного, правого, трапа ворвался ушкуйник с огромной секирой в руке.
– Чего ты с ним цацкаешься? Вот как надо! – он ударил офицера.
Тот попытался прикрыться саблей. Звякнуло железо, и сабля в руках шведа переломилась у рукояти, а лезвие секиры вошло офицеру в грудь. Швед упал, подломившись в коленях, а ушкуйник спрыгнул на палубу, где вовсю кипел бой. Алексей последовал за ним.
Шведы сгруппировались и стали отступать к носу корабля. Их оставалось не больше полутора десятков. Палуба была скользкой от крови и завалена телами убитых – потери понесли обе стороны.
Ушкуйники дрались остервенело – у них не было выбора. Или они добьют шведов и вернутся домой, или сложат головы здесь. Шведы же формировали армию и флот из рекрутов, и насильно завербованный не имел такой мотивации, как вольный.
Схватка ещё продолжалась, но исход был ясен обеим сторонам.
– Сложите оружие и сдавайтесь! – закричал Мефодий.
Моряки побросали оружие и подняли руки.
– Руки марать не будем. Посадите их в лодку, что за бортом болтается, пусть гребут к берегу.
Десяток оставшихся в живых шведских моряков уселся в маленькую лодку. Она была перегружена и едва не черпала бортом воду. Но до берега было недалеко, и лодка успешно дошла.
Ушкуйники перевели дух и стали советоваться, что делать с кораблём. Бросить такой трофей – негоже. И тут кто-то закричал:
– Вижу ещё корабль! К нам идёт!
Все повернули головы.
За боем никто не следил за окружающей обстановкой. Меж тем к месту боя спешил ещё один шведский корабль, значительно крупнее.
– Уходить надо!
Алексей побежал к камбузу на нижней палубе. Никита решил, что он хочет пошарить по кубрикам в поисках трофеев, но Алексей искал масло и угли. Если уж ушкуйники вынуждены будут покинуть корабль, так пусть он не достанется шведам.
Масло нашлось в больших кувшинах. Алексею было всё равно, какое оно – оливковое, конопляное, льняное. Главное – оно горит.
Он с трудом втащил по трапу скользкий от масла кувшин, видимо, кок был изрядный неряха. Опрокинув кувшин на палубу, он стал толкать его ногой – жидкое масло струёй лилось на доски.
Никита, сидевший на планшире, понял задумку и прокричал что-то своим в ушкуе.
Алексей снова побежал на камбуз.
В небольшой каменной печке, стоявшей на большом медном листе, горел огонь. Но не голыми же руками его брать?
Алексей схватил сковороду, зачерпнул ею горящие угли и побежал по трапу на верхнюю палубу. Запнувшись о ноги убитого шведа, едва не упал и с размаху широким веером рассыпал угли на доски.
Сначала ему показалось, что масло не загорелось. Потом появились небольшие языки огня, копоть. Масло горело неохотно, но с каждой минутой занималось всё сильнее и сильнее.
– Лёха, ты что, сгореть решил? – закричал Никита. – Драпаем отсюда!
Алексей подбежал к борту, но тут же резко развернулся – уж больно была хороша валявшаяся на палубе секира. Схватив её, он перевалился через борт. Ушкуй приподняло волной, и прыгать почти не пришлось – он практически встал на его борт и спрыгнул на дно.