За тридевятью морями
Шрифт:
– Никуда ты не улетишь. Ты не знаешь, чего мне стоила эта командировка на Кубу!
– Улечу!
Рытов спохватывается и переходит на свистящий шепот, тычет пальцем в стену.
– Знаешь, сколько у меня там завистников! Только и ждут удобный момент, чтобы занять мое место. Ну, уж… не дождутся! Я этого Ершова…
Ольга Яковлевна снова берет фотографии, рассматривает их…
– Как тебе не стыдно, таким способом карьеру делать? Что он, шпион какой? Нет! На хорошем счету переводчик. Есть люди, которые занимаются шпионами. Пусть они делают
– Оля! Ты не стыди меня, не надо! Это мой профессиональный долг! Пресекать, если что…
Ольга Яковлевна рассматривает одну из фотографий. Ту, на которой Мария и Владимир стоят у фонтана «Хоровод» при входе в кабаре «Тропикана».
– Не трогай ты этих ребят. Пусть себе любят. Вспомни. Мы тоже были молодыми. Если некоторые старперы там, наверху, и думают, как им кажется правильным, то это не значит, что они правы во всем. У нас с тобой своя голова есть и совесть.
Рытов собирает с одеяла фотографии.
– Да. Мы были молодыми. Но на Родине, а не за границей.
– Помню я твои ухаживания.
Рытов берет из рук Ольги Яковлевны фотографии.
– Что ты помнишь? Оля? Что? Как ты не хочешь понять, что если я поставлю без внимания этот случай, то, если что, с меня спросят по полной программе. В худшем случае я получу выговор по партийной линии или предупреждение о не полном служебном соответствии. Этот мальчишка! Как он себя ведет! Еще не оперился, а уже… летает! Тоже мне, орел! Пренебрег, наплевал на все правила, установленные для нас всех. И думает, что все ему так просто сойдет с рук! Нет, матушка моя, не сойдет!
– Все! Лучше не трогай меня! Я спать хочу! Лучше получить несоответствие, чем испортить жизнь безвинным людям. А у тебя, оказалось, уже есть успехи на этом поприще. Это я поздно узнала. Я бы тогда не допустила твоей ошибки.
– Так уж и ошибки…
– Ты все утрируешь! Ты просто рьяно спешишь исполнить чьи-то там дурацкие указания. А ты этого мальчика к себе вызывал? Поговорил с ним по душам? Доверительно? Предупредил? Предостерег? Нет! Что молчишь?
– Я его инструктировал, как только он приехал…
– Вот! И все! А когда он оступился, как ты говоришь, почему с молодым человеком, начинающим жизнь, не побеседовать? А ты сразу его в Союз выслать хочешь! Тебе бы лишь самому отличиться! А человек на всю жизнь не выездным станет! А там его и из комсомола могут попереть! И все! Вся жизнь парня насмарку!
– Сам виноват. Я ему не нянька. А кто не хочет отличиться, скажи мне!
– Только не таким образом!
– А если бы он попал в капстрану?
Ольга Яковлевна на секунду теряется, не находя подходящих слов.
– А в капиталистические страны холостяков не направляют! Вот!
Ольга Яковлевна отворачивается от мужа, выключает бра. Рытов убирает фотографии в конверт, тихо выходит из спальни.
Обеденный перерыв. Владимир на кухне за обе щеки уплетает макароны. Прямо перед ним по кафельному полу цокает «шпорами» попугай. Он голосом радиодиктора вещает по-испански:
– Охо кон ель пико. Си, кон эль пико электрико. Энтре лас синко и сьете де ла ноче ла деманда де ла электрисидад альканса су нивель мас альто. Ло ке се льяма эль пико электрико…
(… граждане экономьте электроэнергию. Это наша валюта. Это импортная нефть!)
В дверь звонят, потом стучат. Владимир перестает жевать, идет в прихожую. За дверью стоит взволнованная Ольга Яковлевна со свертком в руках. От неожиданности Владимир не сразу приглашает супругу Рытова в дом.
– Здравствуйте, Ольга Яковлевна. Извините, обедаю.
Ольга Яковлевна решительно входит в холл. Попугай с перепугу взбирается к себе на полку и скрывается в клетке.
– Владимир! Времени в обрез. Сегодня, совсем скоро, после обеда, мой благоверный предъявит вам фотографии с вашей девушкой, которые тайно сделали, следя за вами. Он хочет отправить вас домой и исключить из комсомола.
Владимир ничего не понимает, машинально приглашает гостью пройти в комнату.
– Вот, берите! Это фотографии.
Ольга Яковлевна разворачивает сверток и протягивает его Владимиру. Владимир берет фотографии, рассматривает их.
– Не знаю, как Вас и благодарить, Ольга Яковлевна. Мы так любим друг друга…
– Володя, можете мне ничего не объяснять.
– Снимки… да, но ведь есть еще и негативы…
– Что? Негативы? Да, а я как-то не подумала, но ничего мне тогда надо скорее… Я еще успею…
Она идет в прихожую, выходит за дверь, поспешно уходит. Владимир смотрит на часы, бежит на второй этаж. На балкон. Здесь Владимир в мусорном ведре сжигает фотокарточки.
Владимир выбегает из дома на улицу и бежит, нарушая движение, вдоль дороги в часть. Машины обгоняют его. Водителей недовольно сигналят ему, показывая ему на пальцах рога и обзывая его «козлом», но Владимир не обращает на это внимания. Приближаясь к части, он видит в конце улицы знакомый автомобиль. Владимир перебегает на другую сторону улицы и спокойно направляется навстречу машине замполита. Рытов притормаживает около Владимира.
– И куда мы направляемся?
Из дома на службу. Показалось, что забыл выключить утюг. Вот, пришлось сбегать и проверить.
– Так-так. Бегаете. А у меня к Вам, лейтенант Ершов, дело есть. Зайдите ко мне минут через пятнадцать.
– Есть прибыть к вам через пятнадцать минут!
На ощупь Рытов проверяет, лежит ли портфель на соседнем сидении, давит на газ, и подъезжает к шлагбауму части. Часовой у проходной мешкает, и Рытов громко ему выговаривает.
Рытов проходит в кабинет, небрежно бросает портфель на стол, подходит к холодильнику, достает из него минералку, наливает себе в стакан, с удовольствием пьет. Потом он подходит к столу, достает из портфеля черный конверт из-под фотобумаги, кладет его в стол. Потом, подумав, перекладывает его на стол и прикрывает газетой. В дверь кабинета стучат. Рытов смотрит на часы, удовлетворенно хмыкает.