За великое дело любви
Шрифт:
Три-четыре раза в неделю он является сюда в камеру и ведет с Яшей душеспасительные беседы. И почти всегда застает узника стоящим на табурете у окошка. Ухватится паренек обеими руками за витые железные прутья решетки и смотрит вдаль, там море и небо, синь бескрайняя, а вблизи видна лишь конусообразная крыша соседней каменной башни. Стены тут почти в три аршина, а то и более, о побеге и помыслить нельзя. И Паисий уже предупреждал об этом Яшу.
Здесь, в Соловках, не то, что было в Белавинской Спасо-Каменской обители. Соловецкий монастырь — перворазрядный, это Паисий тоже
В гудящем голосе Паисия даже чувствовалась некая ирония, когда он говорил о Белавинской обители. То-де заурядный монастырь, хотя и тоже древний, даже древнее Соловков, а Соловки — это Соловки, кто разберется в истории здешнего монастыря, поймет, какую роль он сыграл в прошлом и какое место занимает сейчас среди многих обителей православной России.
Яша отворачивался и слышать не хотел наставлений Паисия, и если, правда, не позволял себе посмеиваться над обстоятельными рассуждениями хорошо упитанного иеромонаха о правилах веры, нравственности и верноподданнического долга, то порою запальчиво прекословил и начинал доказывать свое. А главное, настойчиво требовал ответа:
— Почему вы заперли меня в тюрьму? Это не по закону — вам предписано меня постояльцем держать! Где ваш настоятель? Ведите меня к нему!
Ходить в церковь под охраной двух караульных солдат Яша отказался — из протеста; и хотя в камере висела икона, из того же духа протеста не клал ей поклонов и не совершал молитв. Временами на Яшу нападало такое буйство, что прибегали стражники и связывали ему руки.
Бумагу для писем ему не давали. Книг тоже. Тогда Яша пошел на хитрость — пообещал вести себя лучше, если будут давать ему книги для чтения и бумагу. И еще Яша попросил у иеромонаха во время последней беседы книгу про историю Соловков. И вот сейчас тот и принес ему такую книгу.
Яша (смотрит книгу, листает). А бумага писчая, перо и чернила?
Паисий (усмехается). Все сразу хочешь? Сразу ничего на свете не бывает, малец. Даже блохи не изловишь.
Яша. Вот за книгу спасибо. Может, и я, как прочту это, стану таким же умным и опытным, как вы? (Яша поглядывает искоса на мясистое лицо иеромонаха и борется с искушением — взять и стукнуть его книгой по голове в отместку за разбитую губу.) Читать мне будет дозволено только при караульных или как? Это же не крамольная? Не про Парижскую коммуну, а про вашу же обитель?
Паисий (Яша таки довел его, лицо у иеромонаха темнеет, но, тоже борясь с собой, он сдерживает гнев). Ты должен бы знать, негодник, что в чтении духовных книг многие находят единственное прибежище от мирских тревог. А тебе советую… советую смириться, язва ты сибирская, гляди, иначе… (Не сдержался и грозит Яше увесистым кулаком.) Иначе придется внушить тебе кое-что полезное через посредство рукоприложения.
Яша. Вы как
Паисий (он вряд ли знает историю с Боголюбовым, но не желает и знать). Начало всякой премудрости — страх господень! Так было и будет. И ныне, и присно, и во веки веков. Понял ты? Та, к запомни!
Яша. (слизывает кровь с губы). Страх господень… Ну я запомню… Только знайте: меня вы не запугаете. Все равно сбегу!
Паисий (смеется). Надо тебя по стенам нашим да по башням поводить и вокруг монастыря тоже, тогда ты и пытаться не стал бы зря.
Яша. Поводите… Это я с охотою.
Паисий. Так держи себя как подобает, коли тоже хочешь, как ты сказал, умным стать, бесенок! Не о побеге ты должен думать, глупый отрок, а о том, что тебя здесь ждет! (Яша со вниманием слушает, и Паисий спешит воспользоваться моментом.) Тебя здесь утвердят в науке жить достойно!
Яша. Вы мне книги давайте. Сам научусь.
Паисий. Экой ты! Ну, книги будешь получать, если станешь себя вести лучше. А пока давай сойдемся вот на чем: как войдет сюда отец Мелетий, кинься ему в ноги, ручку поцелуй, попроси благословения.
Яша (с надеждой). И меня не будут держать в одиночке?
Паисий (отнимает у Яши книгу). Это я на всякий случай. А то с тебя, бесенка, всякую пакость можно ожидать.
Яша (вдруг понял, отчего иеромонах отобрал книгу). Вы испугались, да?
Паисий. Не так уж ты страшен для нас, но…
Яша. Ага! И все ж таки убоялись, чтоб я не кинул ее, эту книгу, в голову настоятелю, ежели он не выпустит меня, да? Так знайте: я могу еще не то сделать, увидите! Я не сдамся! Я его палачом обзову, вот и будет вам страх господень!
Паисий (грозит Яше). Не смей! В подвал посажу.
Яша (это уже, видно, не первая стычка его с иеромонахом и не первая угроза, услышанная от него). А зачем он закон нарушил? Зачем меня воли лишил совсем, я же не каторжный!
Иеромонах все грозит кулаком молодому узнику и, может быть, исполнил бы свое намерение избить его, но в коридоре уже слышны голоса и стук палки. Тонкий, бабий, на высоких нотах голос — это голос самого архимандрита Мелетия, а палка — это посох в его белой руке. Один, без целой свиты монахов он не ходит в арестантский острог. Слышен и топот сапог начальника караульной команды.
Паисий (идет к стоящему у раскрытой двери настоятелю). Благословите, ваше высокопреподобие, и позвольте доложить: я принес Потапову книгу про наш Соловецкий монастырь, и обещано мне, что она будет прочтена. И что вообще постарается вести себя лучше.
А Яша, едва заметив Мелетия, не только не бросается ему в ноги, а, наоборот, пятится назад. Мелетий в черном шелковом подряснике, но лицом и фигурой вдруг напоминает Яше генерала Трепова. Настоятеля Яша видит впервые, но сразу проникается к нему недобрым чувством, и пропадает охота кланяться, просить.