Забиба и царь
Шрифт:
И она рассказала:
– Когда моя мать была беременна мной, моя семья работала у хозяина обширных угодий, которыми его наделил отец или дед нашего царя по причине, которая мне не известна и о которой я не узнала, хотя и спрашивала. Да и так ли важна причина того, что цари отрезают землю своей страны, вручая ее в награду, покрывая долги за азартные игры или отдавая захватчикам, одержавшим над ними верх?
И хотя стражники были людьми грубыми, их поразила смелость Забибы и то, что она говорила, поэтому некоторые из них улыбнулись, а некоторые сохраняли молчание, никак не высказывая свои чувства. Разве не с таких слов начинается сопротивление, чтобы увлечь души людей за собой? Такие слова пробуждают его зерна, и они прорастают, когда вызревает план сопротивления, привлекающий внимание всех сочувствующих, побуждая их двигаться в нужном направлении.
Продолжала Забиба:
– Закапризничала моя родительница, и захотелось ей изюма, но, поскольку исполнить желание было не в ее силах и не в силах отца моего, сказала она про себя:
– Ну, хоть бы одну изюминку.
Понятное дело, что и это ее желание оказалось неосуществимым. Поэтому, разрешившись мной, она назвала меня Изюминкой, ведь женщина вправе давать имя младенцу женского пола. Так воплотила она свою мечту через мое имя после того, как не смогла получить хотя бы одну изюминку из того изюма, который хотела. Воплотила имя своей мечты во мне, и таким образом стала бессмертной ее душа и ее мечта, которую она не смогла осуществить, после того как снизошла на нее милость Аллаха, ибо она умерла в родах. И если бы не звали меня Забибой, царь не выбрал бы меня, чтобы я наслаждалась его любовью ко мне или, по крайней мере, имела удовольствие быть им любимой. А знаете почему?
И прежде чем ответили стражники, она сказала:
– Потому что место винограда в закромах имущих или торговцев, на столах царя и важных вельмож. Когда у меня будет возможность, я сделаю так, чтобы и вы пробовали виноград и даже орехи. Кто знает?
Сказала так Забиба, радостно улыбаясь, и к ней вернулось все ее великолепие, и хотя одежда ее была простая, содержалась она в чистоте, и волосы на ее голове были в порядке и слегка прикрыты шарфом.
Тут закричал на них начальник стражи, подойдя к ним важной походкой:
– Почему вы тут собрались? А ну марш по местам!
И сказал ему пожилой стражник:
– Господин мой, вот гостья царя, госпожа Забиба.
– Что?
– Да, господин мой, Забиба, гостья царя.
Только сейчас заметил начальник стражи женщину, стоящую среди них, и спросил:
– Правда ли то, что он говорит?
Потом приблизился и спросил удивленно:
– Ты Забиба?
– Да, господин мой, Забиба. Гостья царя. Разве царь не сообщил вам о том, что сегодня ночью я буду гостить у него?
– Сказала она это твердо и, как бы назло начальнику стражи, тоном уверенным, таящим в себе силу, исходящую от гордости и уверенности в себе, ведь она гостья царя.
Сказал начальник стражи:
– Прости меня, но...
– Что, уважаемый начальник стражи? Разве я, рабыня его, не гожусь для того, чтобы быть его гостьей? Или ты в силах изменить решение царя и его волю?
– Нет, нет, ни я, ни кто-то другой не смеют изменить решение царя и его волю! Прости меня, госпожа Забиба, но мы не предполагали, что среди гостей царя и тех, кто приходит к нему, особенно ночью, может быть простолюдин или простолюдинка. Иногда по большим праздникам представал царь перед простыми людьми, чтобы видеть, как приветствует его издалека народ, но никогда не приходилось нам видеть то, что видим перед собой сейчас.
И тогда опьянило ее чувство того, что она одна удостоилась такой милости царя, и сказала она:
– Пусть я буду первой. Разве так странно, что среди восседающих с царем и тех, кто им подчиняется, а возможно, и среди его наложниц будет простолюдинка?
Разве не довольно знатным господам из богатых торговцев и крупных военачальников, министров и эмиров безраздельно владеть временем и царством царя? Пусть же они продолжают владеть богатствами и царством, но царя оставят нам.
Забиба улыбнулась и обратилась с вопросом к стражникам, которые внимательно ее слушали:
– Разве не справедливо то, что я говорю?
И все ответили:
– Да, госпожа наша, справедливо.
Начальник стражи, бросив недовольный взгляд на стражников, которые поддакивали Забибе, тогда как им предписывалось молчать, сказал:
– Прости меня, госпожа моя, я должен доложить о тебе главному хаджибу*.
Стало ясно Забибе, что до этой минуты начальник стражи не был уверен, что она - именно та гостья царя, о которой ему говорили, или не мог до конца в это поверить.
И сказала Забиба:
– Делай то, что велит тебе твой долг.
А после того, как начальник стражи удалился, сказала себе Забиба:
– Разве преданность и выполнение долга - не обязанность каждого из нас? Значит, сердиться мне не следует, потому что начальник стражи в соответствии со своим долгом желает убедиться, правда ли то, что я говорю, и не самозванка ли я, и в том, что именно я гостья царя, а не кто-то другой, и что имя мое принадлежит мне, потому что оно не из имен тех, о ком начальник стражи привык слышать и с кем привык иметь дело.
В спешке вернулся начальник стражи.
– Прости меня, госпожа моя! Взываю к твоей милости, - сказал он и говорил другие льстивые и заискивающие слова, прерывая их время от времени поклонами, чтобы она осталась им довольна.
Знала Забиба причину тому, потому что поняла, что главный хаджиб накричал на него и упрекнул за задержку. А возможно, все это сделал и сам царь. А что, если царь груб в отношениях с людьми?
Спросила она себя:
– Может, это сам царь сурово обошелся с ним?
И ответила:
– Вероятно, царя не было среди тех, кто это сделал, но разве те, кто окружает царя, не превосходят его в жестокости? Скорее они, а не сам царь, наказали бы начальника стражи.
А затем сказала сама себе:
– Разве начальник стражи выполнял не то, что входит в его обязанности? А что, если бы все случилось наоборот? Что, если бы он не выяснил, кто я такая, и ввел меня к царю, а я оказалась бы не той, которая нужна царю, что могло бы с ним стать? Так разве у того, кто дальше от царя и от его царства, не больше свободы?