Забирая дыхание
Шрифт:
Матиас ослабил шелковый шарф, затянутый вокруг шеи Джанни, и пощупал его пульс. И не услышал ничего. Абсолютно ничего.
Жаль. Все произошло слишком быстро. Так не должно было случиться.
Матиас бросился в ванную, вымылся, как смог, оделся и призадумался. У него не было времени избавиться от трупа — отвезти его в горы, закопать или спрятать как-то иначе. Для этого сначала надо найти подходящее место, а это непросто, если не знаешь местности.
Придется Джанни пока остаться здесь.
А через несколько дней он вернется.
Матиас вышел в коридор, включил кондиционер
Старый аппарат содрогнулся, но заработал, и уже через несколько секунд Матиас почувствовал ледяной поток воздуха. Этого будет достаточно, чтобы сохранить труп в те несколько дней, пока он не сможет позаботиться о нем.
Он схватил сумку, которую так и не успел распаковать, вышел из квартиры и тщательно запер ее.
Ciao, Gianni, a scusami, amore! [107]
107
Прощай, Джанни, прости меня, любовь моя! (итал.).
67
Курт Бредов был человеком, которого нелегко было чем-то потрясти. За свою более чем сорокалетнюю профессиональную карьеру он насмотрелся такого, что могло лишить сна даже бывалого комиссара уголовной полиции, — и тем больше он удивился тому, что это убийство шокировало его. Достало до мозга костей.
В понедельник в три часа утра госпожа Оллех мягко, но решительно разбудила своего сына и вышла из комнаты только тогда, когда он сел на кровати. Свену было семнадцать лет, и он был учеником в ресторане «Раутманнс». Сегодня ему предстояло работать в утреннюю смену, готовя завтрак для постояльцев гостиницы.
Свен воспринимал обучение очень серьезно, был пунктуальным, быстрым, всегда готовым прийти на помощь и мечтал стать ведущим кулинарного шоу на телевидении.
Он жил с матерью, и каждое утро, практически еще ночью, она вставала, чтобы разбудить сына, заварить ему чай и поставить на стол две гренки с повидлом. Ей нравилось делать это, потому что она понимала: такой возможности у нее скоро не будет. Как только Свен закончит профессиональное обучение, он переедет от нее.
Свен был спокойным, чутким юношей, и его мать была глубоко несчастна из-за того, что он выбрал такую профессию. Она сомневалась, что он вообще пригоден к тяжелой работе повара, и боялась, что на этой работе он однажды просто сломается.
В это утро в половине четвертого Свен вышел из квартиры родителей и за пятнадцать минут доехал на велосипеде до ресторана. Он постоянно приезжал за четверть часа до начала работы и почти всегда был первым в утренней смене.
Свен переоделся и только собрался принести сыр, мясную нарезку и овощи из холодильника, как обратил внимание, что пароконвектомат в кухне ресторана «Раутманнс», которая находилась в помещении, примыкавшем к гостиничной кухне, беспрерывно жужжит. Этот звук раздавался, когда процесс приготовления мяса был завершен. Жужжание прекращалось только тогда, когда печь отключали вручную.
Свен подумал, что повара ресторана забыли ее выключить, и, поскольку кухня
К тому, что было в огромной печи, он не был готов никоим образом. На мгновение Свен окаменел, а потом закричал как резаный. Ужас настолько парализовал его, что он не смог двинуться с места.
В конвекторе стоял шеф-повар Маевски, и его руки торчали сквозь решетку, к которой были привязаны. Он был абсолютно голым, и его тело благодаря температуре в пятьдесят шесть градусов внутри и девяноста градусам окружающего воздуха уже три часа как было поджарено до румяного цвета. Тело скрючилось, потому что во время жарки жилы стянулись, жир и вода вышли наружу, и оно стало похожим на губку. Глаза Маевски были белыми, как у вареной рыбы, а в заднице торчал датчик температуры длиной приблизительно двадцать сантиметров.
Своими мертвыми рыбьими глазами шеф-повар почти укоризненно уставился на ученика.
Свен Оллех рухнул на пол и потерял сознание.
Через несколько минут сюда зашли его коллеги, кухню немедленно закрыли и вызвали полицию.
Комиссар Бредов прибыл на место преступления без четверти пять. Свена Оллеха спасательная служба увезла в больницу в состоянии тяжелого шока, а здесь уже работали трасологи, которые отключили пароконвектомат, но положение трупа не меняли. Этого настоятельно потребовал Бредов и был рад, что его указание выполнено. Сейчас он стоял перед огромной печью, рассматривая повара, поджаренного до румяного цвета, и понимал, что эта картина навечно врежется ему в память. Это было самое отвратительное, что он когда-либо видел.
И он надеялся, что вскрытие покажет, что Маевски засунули туда уже после смерти, а не живым.
Теперь, почти двадцать девять часов спустя, Бредов сидел напротив главного подозреваемого — Александера фон Штайнфельда.
Молодого человека бил озноб.
— Вы — Александер фон Штайнфельд?
Слово «да» было произнесено едва слышно.
— Вы работаете в ресторане «Раутманнс»?
— Да.
— Как давно?
— Приблизительно месяц.
— Вам нравится работать там?
— Нет.
— Почему?
— Там никто не работает с удовольствием. И тот, кто утверждает обратное, врет.
— Почему?
— Потому что это ад.
— Почему же вы работаете там, а не в другом месте?
— Потому что везде такое же пекло. Лучше нигде нет.
Бредов пробормотал что-то вроде «ага» и глубоко вздохнул.
— Вам двадцать пять лет?
— Да.
— Не женаты? Детей нет?
— Все верно.
— Вы любите свою профессию?
— Да. Но невозможно работать так, чтобы она доставляла удовольствие.
Бредов громко вздохнул. Он не знал, что думать по этому поводу.
— А в чем причина?
— Везде как минимум шестидесятичасовая рабочая неделя, везде не платят за сверхурочную работу, везде с тобой обращаются как с последней задницей, везде надо только подавать, а не готовить, везде обманывают клиентов, так что удовольствия от этого никакого.
— Почему вы не найдете себе что-нибудь другое?
— А я ничего другого не умею. И я, черт возьми, люблю готовить. Вот дерьмо!
— Вы не любили своего шеф-повара?