Забирая дыхание

Тислер Сабина

Фридрих встал и пошел в салон. Матиас последовал за ним.

— Посмотри-ка на эти ковры, парень, — сказал Фридрих. — Они стоят целое состояние, но мне это до задницы. Когда я выхожу из конюшни, мои сапоги перепачканы навозом, но никто не решится сказать, что я должен снять эти проклятые сапоги. А знаешь почему? — Он расхохотался. — Потому что мне принадлежит все это проклятое барахло! — От смеха Фридрих даже закашлялся. — В одной только этой комнате на полу валяется добрых полмиллиона, и все по нему топчутся. Конечно, ковер не станет лучше, если каждый, кто перед этим вступил в собачье дерьмо, пройдется по нему, но я нахожу, что в этом есть свой стиль. Ты так не считаешь?

У Матиаса даже речь отняло, и он ничего не ответил.

— Однако что я хотел

тебе рассказать… Два года назад, когда Мехтхильда и я были, кажется, в Дубае, у нас побывали воры. Приехали на грузовике и под покровом ночи и тумана опустошили весь дом. У нас нет соседей, и ворам абсолютно никто не мешал. Но это были полные идиоты! Бывают же дураки, которые, даже занимаясь воровством, не могут на этом пристойно нажиться. Карьеру можно сделать, только имея хорошее образование, пусть даже уголовное. Эти придурки прихватили с собой барахло: телевизор, видеомагнитофон, какие-то серебряные вещи, даже сейф весом с центнер, потому что не сумели открыть его на месте. А он-то был пуст! Конечно, я об этом страховому обществу не сообщил. — Он снова рассмеялся. — А вот ковры они оставили только лишь потому, что не имели ни малейшего понятия об их ценности. Но то, что случилось один раз, может повториться. И в следующий раз, возможно, тут побывают не такие дураки. Поэтому я подумал: а может, стоит застраховать ковры?

— Если хочешь, я сделаю это для тебя.

Фридрих с интересом посмотрел на него:

— Ну конечно, почему бы и нет? Я ненавижу заниматься такими мелочами. Однако ты должен будешь проявить осторожность. Такая страховка — вещь чертовски дорогая, пятнадцать процентов отходит страховому маклеру. И если ты не выбьешь как минимум семь процентов для себя, значит, что-то неправильно сделал.

Матиас кивнул:

— Никаких проблем.

— Покажи-ка мне свою визитную карточку, — протянул руку Фридрих.

Когда Матиас выудил визитку из кармана пиджака, Фридрих бросил на нее один только взгляд и закатил глаза:

— Боже мой! Что это такое? Это же полный нуль, парень, абсолютное дерьмо! Эти штуки ты можешь сжечь! Даже если у тебя нет никакой профессии, твоя профессия называется «фон Штайнфельд»! И баста! Понял? А ниже напиши что-нибудь типа «менеджер по управлению мероприятиями», «деятель искусств». Да любую фигню! Окружающие любят, когда их ошарашивают. Печально, но это факт. А сейчас пойдем и набьем себе брюхо. Мехтхильда определенно уже приготовила еду. Идем!

За ужином беседой руководила Мехтхильда, и разговор шел ни о чем, что Фридриха совсем не радовало. Он скучал и явно давал понять, что считает пустые беседы излишними. Он громко прихлебывал и чавкал, много пил и в конце концов швырнул салфетку на стол.

— Одно хочу сказать тебе, парень, до того, как мы напьемся и перестанем что-либо соображать: не жди ничего хорошего от фон Дорнвальдов, моей разлюбезной семейки. Женившись, ты попал в шайку разбойников. Тут один хуже другого и каждый завидует ближнему. Вся эта свора в высшей степени склонна к интригам, и все они — твои враги. Улыбаясь и глазом не моргнув, они тебя за пфенниг продадут. Помни об этом, и ты с ними справишься. Но нужно постоянно быть начеку.

— Ну что ты говоришь?! — возмутилась Мехтхильда.

— Правду, — упрямо ответил Фридрих и продолжил: — С тех пор как ты женился на Тильде, все вдруг стали удивительно любезны с тобой, правда?

Матиас кивнул. Его просто распирало от любопытства: а что же будет дальше?

— И прежде всего майн либер [5] брат Рональд и моя невестка Ингеборг, которые делают вид, что зять — их самое большое счастье на земле. Оно так и есть, но это не имеет никакого отношения к тебе, Матиас. Так что не обольщайся, тебя могут в любую минуту заменить на другого. Мой брат счастлив, что безболезненно спихнул свою дочь замуж. В душе он считает тебя полным идиотом, потому что ты безропотно признал отцовство и ни в чем не усомнился, что для семьи, естественно, было очень удобно. Никаких адвокатов, которые действуют на нервы и пишут письма, исполненные ненависти, никаких некрасивых деталей, которые могут стать доступны общественности, никаких выброшенных на ветер денег. Нет, ты был послушным мальчиком, да и, в конце концов, ты из неплохого стойла, а значит, все прошло как по маслу. Потому что самым большим страхом Ингеборг было то, что Тильда однажды предстанет перед ней с каким-нибудь обкуренным ничтожеством, которое с трудом считает до трех и пьет сутками. И непутевые братья Тильды, мои племянники Хартмут и Михаэль, которые были первыми, когда Бог раздавал глупость и высокомерие, — они тоже торжествуют. Выйдя замуж, Тильда потеряла право на наследство, и теперь все богатство нужно делить на двоих. Как практично и как хитро! Да, парень, ты влип, но так оно и бывает у дворян: девушки ст'oят меньше, чем пыль на улице.

5

Мой дорогой (нем.).

После ужина Матиас выкурил первую в своей жизни сигару, а после этого Фридрих повел его в музыкальную комнату.

— Я коллекционер, — объявил он. — Все, что меня интересуется коллекционирую. А музыка, так уж получилось, стала моей страстью. У меня здесь почти все пластинки, какие только можно себе представить, все, — чего сердце пожелает, а если у меня чего-то нет, я буквально схожу с ума. Посмотри, вот блюзы, дальше хоровая музыка, кантри, дарквейв, православная музыка, хип-хоп, а джаза у меня вообще очень много. Здесь стоит церковная музыка, здесь классическая, фортепианная музыка на другой стороне полки, затем металл, органная музыка, панк, регги, рок и техно. Все расставлено по алфавиту и, возможно, ст'oит огромных денег, но мне все равно. Я счастлив, что моя коллекция пополняется, и радуюсь, что могу слушать музыку на всю громкость, когда Мехтхильда возится в другом крыле дома.

— И чего у тебя еще не хватает?

— Так сразу я припомнить не могу. Кое-чего из молодого Бенни Гудмена, например. Затем почти полностью Джимми Роджерса и кое-чего очень специфического — мессы «Нотр-Дам» Гийома де Машо. Это самое старое исполнение мессы, и я не знаю, можно ли вообще заполучить его на пластинке. Есть и другие вещи, но мне надо подумать.

Джимми Роджерса и Бенни Гудмена он еще мог запомнить, но Гийома де Машо… «Гийом де Машо… Гийом де Машо… Месса…» — билось в мозгу Матиаса. Это должны быть происки дьявола, если ничего из того, что хотел бы иметь Фридрих, не найдется на берлинских рынках антиквариата.

На следующее утро он с тяжелым сердцем попрощался.

— Ты можешь приезжать сюда в любое время, парень, — сказал Фридрих и обнял его. — И если возникнет какая-то проблема, у тебя есть мой номер телефона.

Когда он приехал домой, Тильда сидела перед окном и с помощью детского масла массировала живот. Она не сказала ни слова, не поздоровалась, вообще ничего.

— Слушай сюда, — сказал Матиас, выключил телевизор и сел напротив нее. — Не надо изображать из себя обиженную, для этого у тебя нет причин. Это была не развлекательная поездка, я поехал по работе, дорогая. Я занимался своей карьерой.

Она презрительно фыркнула.

— И я нашел пару заказов. Будь готова к тому, что в ближайшее время я буду много разъезжать. Если тебе нужно общество, иди к моей матери. Она тоже скучает.

У Тильды на глазах появились слезы:

— Боже, какой же ты противный!

Матиас встал и подошел к своему письменному столу:

— И прекрати намазываться, меня это нервирует. В ванной можешь мазаться сколько хочешь, но, пожалуйста, только не здесь!

— Я же не знала, что милостивый государь окажет мне честь своим посещением! — заорала она. — Мне все равно, можешь шляться сколько хочешь, меня это абсолютно не волнует, но ты мог бы, по крайней мере, сообщать, где находишься, когда по ночам не являешься домой! Ты сбегаешь тайком, не сказав даже «пока».