Заблудившийся во сне
Шрифт:
Кажется, мне это удалось. Мало того: у меня неизвестно откуда возникла вдруг уверенность, что нужный материал будет передан мне через курьера достаточно скоро.
Опять-таки – это был единственный способ сообщить мне то, что меня интересовало. Можно было, правда, просить, чтобы меня немедленно разбудили – тогда я узнал бы все из первых рук. Но после этого мне пришлось бы отдыхать в яви не менее суток; этого не мог себе позволить я сам, и не мог разрешить мне никто другой. Время яви по-прежнему оставалось в слишком большой цене.
Выйдя из транса, я решил еще какое-то время побыть здесь: уж очень тут было хорошо, а я все-таки порядком устал. Усталости ведь подвержено не только тело; дух, правда, устает медленнее – но и восстанавливается далеко не так быстро, как происходит это с мускулами, костями, нервами и прочими принадлежностями Производного бытия.
Я расслабился. Было прекрасно.
Но только несколько мгновений. Моя вина: я не потрудился сообразить, что нахожусь в точке СП, координаты которой могут быть известны противнику с такой же точностью, как мне или связистам Института. И что мой канал связи может контролироваться не только друзьями.
Меня снова подкараулили; не впервые, к сожалению.
Пространство вокруг меня свернулось, словно меня запихнули в мешок. И куда-то потащили.
Порадоваться можно было разве что тому, что при подобной транспортировке в Пространстве Сна не трясет.
Пустячок, но приятно.
Глава четвертая
Комнатка
Времени для серьезных размышлений у меня сейчас не было – во всяком случае, так я полагал. Но одно было ясно уже теперь: в этот макрокон я попал не случайно, в предыдущем эпизоде была, вероятно, всего лишь одна возможность избежать проигрыша – и я нашел ее чисто подсознательно. Вероятно, перекрыть мою тропу они не смогли (наши противники, так же, как мы, умели в Пространстве Сна еще далеко не все, что хотелось бы), но знали, куда именно я смогу попасть, воспользовавшись выбранным путем, и попытались перехватить меня хотя бы в конечной точке. Сейчас они уже знают, что и этот замысел не оправдался; им известно, где я нахожусь, и они отдают себе отчет в том, что я настороже и не поддамся на какую-нибудь простенькую провокацию вроде, например, внезапно открывающегося выхода неизвестно куда. Такой возможностью я, разумеется, не стал бы пользоваться, но в то же время мне хотелось, чтобы она возникла. И не только потому, что это подтвердило бы правильность моих рассуждений, но – главное – предложенный выход дал бы мне шанс сориентироваться в путанице континуумов: ясно же, что меня постараются увести подальше от тех плоскостей, которые мне нужны – и, значит, мне надо будет искать путь в противоположном направлении.
Пока я рассуждал так и приводил себя в порядок, прошло не менее получаса. Никаких выходов не открывалось. Больше ждать я не мог: из всех моих заданий пока ни одно не приблизилось к разрешению, напротив – меня забрасывало куда-то все дальше.
Приходилось снова прибегнуть к Квадрату Сна, и причем дважды – чтобы перенестись на этот раз уже в ПС третьего, а не второго уровня. Переход неприятный, но сейчас другого способа просто не было.
Странное ощущение возникло у меня. Словно Пространство Сна, окружавшее меня, как-то отдалилось, отступило и вместо него возникла другая среда, неопределенная, зыбкая, где ничто не оставалось устойчивым, но колебалось, меняло очертания, краски; рождались непонятные звуки, тоже зыбкие, дрожащие, накладывающиеся один на другой. Я невольно потрогал ладонью лоб; нет, температуры, похоже, не было, только весь я взмок, как если бы обильно вспотел после хорошей разминки.
Когда я вытирал лицо, что-то легко царапнуло по коже. Я разжал пальцы и глянул. Это была записка. Клочок кью-бумаги, попавший мне в руку неизвестно каким образом.
Записка, врученная в Квадрате Сна?
Машинально я развернул ее, чтобы прочесть написанные от руки круглым, четким, безличным почерком слова:
«Хороший завтрак и важный разговор ждут вас сегодня в одиннадцать часов дня: переулок Марка Аврелия, дом три, квартира два, первый этаж, звонить восемь раз. Убедительно просят не опаздывать. Отнеситесь к приглашению серьезно».
Вместо подписи стояло: «Известный друг».
Плоскость, в которой я находился, где-то вне моего сознания пересеклась с нужным мне континуумом. Люди из Института не могли войти со мной в контакт как раз потому, что я находился в ГПС – Гиперпространстве Сна; для того, чтобы дример мог проникнуть из яви непосредственно в это пространство, нужна была техника, какой Земля еще не обладала, – однако возможным оказалось перебросить клочок бумаги, в котором мне указывалось какое-то направление. Иного объяснения я не видел. Противник? Эту мысль я сразу отмел: имей они возможность добраться до меня хотя бы таким способом, они не ограничились бы запиской, предпочли хотя бы иголочку с ядом или что-нибудь в этом роде. Нет, это все-таки были не враги.
Так или иначе, я сразу понял, что поеду. И вовсе не из-за обещанного завтрака, хотя голоден я был донельзя, и ни по какому исчислению нельзя было бы установить, как долго я уже не ел. Но я – тот, каким я чувствовал себя в этом воплощении – точно знал, что это было очень давно.
Когда же именно?
Я принялся вспоминать и обнаружил, что успел прожить немало лет и испробовать великое множество всяких занятий. Если раскрыть мою трудовую книжку (я не без удивления нащупал ее в кармане) наугад, можно было бы убедиться, что мне в самые разные годы довелось побывать в сыщиках, выступать проповедником государственной религии (хоть убейте, не знаю, что это такое), кинорежиссером, мастером по вязальным машинам, слесарем-лекальщиком, столяром-краснодеревщиком и еще мало ли кем. И в один прекрасный день оказаться у разбитого корыта.
(Я не очень доволен был своим обликом в ГПС. Но, честное слово, не я его выбирал. Не знаю, кто.)
Далее – не так давно меня вытряхнули с последней работы за очередное несогласие с начальством. Трудовых сбережений в заначке не оказалось: не потому, чтобы я не трудился, но вследствие того, что совершенно не был способен сберегать.
Короче говоря, я обнаружил, что денег у меня нет, хочется есть, и что я даже не против небольшой выпивки – если сыщется желающий угостить.
(При этом я совершенно не знал: в каком городе и какой стране нахожусь, в каком времени, и даже – как выглядят деньги, которых мне так не хватало, и что именно такое здесь подают тем, кто заказывает выпивку.)
Я посмотрел на телефон, стоявший на полу на расстоянии вытянутой руки. Он не был похож на известные мне аппараты, но в том, что это именно телефон, я был совершенно уверен. Я помнил, что его отключили три дня тому назад за неоплату счетов.
Я медленно просканировал комнату взглядом в надежде увидеть что-то, что можно было бы сдать за сумму, достаточную для удовлетворения хотя бы самых примитивных потребностей. Но не обнаружил ничего, кроме странного зеленого куста, росшего в объемистой кадке и оказавшегося у меня за спиной. Где-то я его уже видел. Но для еды он был совершенно непригоден, и я не стал уделять ему внимания.
Какие еще были у меня возможности? Я мог навестить кого-нибудь из приятелей; у меня они наверняка были. Насчет выпить – не знаю, но покормить как-нибудь покормили бы. Однако моя гордость внезапно запротестовала против такого образа действий.
Можно было также выйти на улицу и кого-нибудь ограбить. У меня есть прекрасная игрушка – пистолет, который даже днем принимают за настоящий, а уж в темноте я и сам начинаю верить, что он способен выстрелить. Но осуществить эту простую идею мешало мое уважение к закону. Даже когда все прочее исчезало из обихода, у меня оставалась спокойная совесть, и я не хотел лишаться последнего достояния, с которого, кстати, не приходится платить никаких налогов.