Заблудшие

Полозова Татьяна

– Понимаете, - начал он, - Уна Сиху опекун моего подопечного. Но она плохо, очень плохо справлялась со своей миссией.

– Еще бы. Ведь ей, насколько нам известно, немало лет. – Перебил его агент.

– Дело не в этом, сэр. Любить можно в любом возрасте. Она же любить просто не умеет. От этого мальчик и страдает. Но мне лучше больше ничего вам не говорить, так как это привлечет сюда ненужных людей из комитета по опеке.

– Прошу, сэр, продолжайте! – Попросил его комиссар.

– Уна Сиху действительно скверная старуха, но отличная знахарка. Правда, редко кому помогает и все свои секреты держит в тайне, поэтому мы чаще

обращаемся к другому человеку. Он хоть и не настолько силен, но никогда не откажет и более добродушен, чем Белая Лилия. А что касается ее гостьи, то я лишь наслышан о ней. Белая Лилия редко принимает посетителей с большой земли. Но эта девушка пришла от важного человека, который поручился за нее. Она врет?

Комиссар и агент покачали головой, не став отвечать на этот вопрос.

– А что Вы скажете, если мы намекнем, что эта старая леди вчера поздно вечером встречалась с некими незнакомцами? У нее есть родные или знакомые за пределами резервации? – Заинтересовался Майкл.

– Знакомые? Родные? – Задумчиво произнес шаман. – Нет, пожалуй, нет. Она одинока как дикий волк. Ее родные погибли давно, а единственным родственником остался Медвежонок. – Шаман кивнул в сторону дома, где остался мальчишка.

– Тогда кем могут быть эти люди? – спросил у него Лафарг.

– Не знаю. Но постараюсь выяснить. – Пообещал индеец.

– Нет, сэр, ничего не предпринимайте. Сейчас это достаточно опасно. Мы не хотели бы подвергать ей еще и Вас.

– Не думайте, я не буду прибегать к классическим методам. – Загадочно произнёс индеец и удалился к себе в хижину.

***

Над Вашингтоном густел туман, который вслед за последним снегопадом решил нарушить планы, вылетающих из аэропорта Маршалла.

Барбара уже в течение получаса наблюдала за красными буквами на электронном табло в зале ожидания, извещавшим, что все рейсы задерживаются на неопределенный срок. Оливер пошел за кофе и пончиками, а она, изредка переводила взгляд на таких же, как они заложников стихии.

Это были менеджеры, отправленные в командировку, одетые в строгие серые костюмы и тусклые отглаженные галстуки; тучные мужчины – «хозяева жизни», которые хотели лишь побыстрее убраться из этого проклятого города; молодые пары, отправляющиеся в отпуск; суровые бизнес-леди с выражениями лиц как у изголодавшихся кошек. Практически никто не выделялся из этой толпы скучных лиц столичного аэропорта, но внимание Барбары привлек сгорбленный сухощавый старичок, сидящий напротив нее на скамейке. Он внимательно смотрел на кафельный молочно-белый пол, словно видел там не капли пролитого кофе, а кадры оскароносного фильма. Несколько минут Барбара смотрела на него, а потом, поймав на себе, его неожиданно обращенный взгляд смутилась, как школьница. Старик улыбнулся и пересел к ней.

Неуютное чувство сконфуженности пробежало по спине холодными мурашками и женщине захотелось только одного – чтобы ее муж скорее вернулся пусть даже не с теми пончиками, которые она хотела.

– Я думаю, мне нужно Вам кое-что сказать. – Заговорил абсолютно спокойный старик.

Барбара даже не повернулась, надеясь, что он исчезнет сам собой.

– Передайте своей подруге, что она идет не по той дороге.

Женщина посмотрела на незнакомца, но он, как она и желала раньше, исчез сам собой. Не успела она и рта раскрыть, как мужчина поднялся и достаточно быстрым, шаркающим шагом отправился

прочь.

Барбара взмахнула рукой, словно, это могло бы его остановить, но голос диспетчера, сообщившего о том, что самолет на Тусон готов принять пассажиров, отвлек ее и, когда она в следующий раз повернулась, то незнакомец исчез в толпе, охваченной единым потоком спешки.

***

Лютер сидел на пятках перед деревянной статуей символичной богини. Ее большая обвисшая грудь прикрывала пухлый живот, перед босыми ногами, скрещенными вместе, лежал каменный полумесяц, на котором, в свою очередь, лежала вязаная кукла. На голове куклы был одет ободок с маленькими, пестрыми перьями.

Сам Лютер держал в руке деревянный жезл с большим пушистым перлом орла на рукоятке, обвитым бисерной лентой. На шее мужчины висели костяные бусы, с птичьими когтями, свистулькой, несколькими раковинами, а также табак в цветастом маленьком мешочке, перевязанном грубой суконной нитью.

Мужчина опустил голову перед статуей и одними губами шептал молитву на языке навахо, изредка взводя руки к богине, в которых держал веер из орлиных перьев. В его глазах стояли слезы, он со всем чувством отдавался своему ритуалу.

После прочтения молитвы он поднялся на ноги, взял в руки маленький барабан, стоящий у лестницы, спускающейся в подвал, и стал бить в этот барабан тем деревянным жезлом. Через несколько минут этого блуждания по кругу он наклонился к ногам статуи и поджег лампадки с благовониями, стоящие по бокам от нее. По подвалу, где он проводил свою церемонию, в темноте, прореженной только светом из узкого оконца под потолком, распространился запах табака, перца, чего-то мускусного и прогорклого.

Он снова заходил из угла в угол, а потом резко отбросил барабан и упал перед богиней на колени, сотрясаясь в рыданиях, настолько жгучих, что казалось, будто его жизнь зависит от этих слез.

***

Природа бушевала. Ветер, поднявшийся днем, не утихал и к вечеру рассвирепел еще сильнее. Пыль, поднятая вместе с ветром, смешалась с сухой прошлогодней листвой и забивала носы и уши собравшихся. Несмотря на буйство стихии, индейцы не отменили собрание общины. Они расположились неподалеку от поселка, зажгли костры и, укрывшись теплыми пледами, ждали того, что скажет им старшина.

– Сегодня мне хотелось бы дать слово одному из наших братьев. Вы знаете, что утром произошло страшное действо – на пороге его дома появилась метка убийцы и наш брат находится в опасности. Но, несмотря на это, он готов рассказать нам все что знает! – Староста поселка сошел с импровизированной сцены, которой служил невысокий холм, естественно образованный благодаря все тому же ветру и песку.

– Навахо! Мы живем здесь испокон веков. Здесь жили наши отцы и деды, здесь наши женщины рожали детей, здесь наши мужчины работали и стоили дома. – Громко и отрывисто говорил пастух, взобравшийся на песчано-глинистую сцену.

Вокруг него собралась многолюдная толпа, внимательно улавливающая каждое слово.

– Навахо! Теперь спустя пятьсот лет мы снова подвергаемся гонениям. Мы уже долго живем спокойно, не давая поводов для ссор между народами. Мы стараемся уважать страну, в которой живем и ее народы, но требуем такого же уважения и к нам. Но мы перестали видеть это уважение. Люди, приходящие сюда, все чаще говорят нам о сокращении резервации.