Заблуждение велосипеда
Шрифт:
— Лягушонок пришел! Ну-ка иди скорей сюда, лягушонок…
Папа снимает очки, и мы возимся, копошимся, хохочем и колбасимся у него на диване. А еще можно просто подпрыгивать на пышных подушках и орать:
— Я лягушонок-квакушонок!
Вот кто меня любит, вот кто мне рад всегда!
Потом добрый лев угощает напрыгавшегося Квакушонка калорийной булочкой. И Квакушонок снова прыгает!
Пока в комнату не приходит мама и не говорит с досадой:
— Ну вот, теперь жирные пятна на обоях…
Мы с папой
В квартиру на Каретном они въехали только в шестидесятом году. А в конце зимы семьдесят второго папа стучал рукой по столу и кричал:
— Я хочу иметь собаку! Я хочу иметь собаку во что бы то ни стало!
И звуки во дворе — голоса, лай собак, хлопанье дверей, автомобили, смех — были совсем как летом. Мы с мамой пришли из сада «Эрмитаж», и она говорила:
— Нет, товарищи, это что-то ненормальное, чтобы в начале марта дул такой ощутимо теплый ветер.
Да, весна пришла очень быстро и очень теплая, а у меня не было легкой одежды, и я ходила в детский сад в шубе. Меня ругали и свистящим шепотом обсуждали нашу семью. Потом мама купила мне красную куртку с золотыми пуговицами.
Все время солнце, чистое небо.
И вот появляется дивное, плюшево-шелковистое, ушастое, пятнистое, сопящее создание — щенок спаниеля Тото, названый в честь итальянского комика, знаменитого своей любовью к собакам.
И как только мама согласилась на щенка? Может, врачи посоветовали? Видите же, как он плох, не перечьте, смилуйтесь. Смиловалась.
Целыми днями я таскала Тото на руках. Наверное, именно с тех пор я обожаю собак и щенков особенно. Их так приятно трогать, теплые тугие пузики, щеки и носы…
Тотошку надо было кормить шесть раз в день, как грудного ребенка, отчего мама раздражалась. И вот однажды мы с папой приходим откуда-то или просто сидим дома одни, и есть что-то хочется. Идем мы на кухню и находим кастрюльку с манной кашей, да с такой вкусной (я вообще терпеть не могу манную кашу), что тут же ее съедаем. А потом выясняется, что это Тотошина каша, которую специально мама заранее сварила, чтобы потом смешать с какими-то витаминами, как положено породистым щенкам.
Мама обиделась, конечно. Безобразие — известный писатель, взрослый человек — и съел щенячью кашу.
Как только папа умер, песика Тото отдали «хорошим людям».
Время дневного сна, спишь и просыпаешься от предчувствия катастрофы. Чужие голоса.
Вскакиваю и босиком шлепаю на кухню.
Какие-то трое, дружная семья, папа, мама и мальчик лет десяти. Гладят моего Тотошку, умиляются.
Молча хватаю щенка под пузо, а он уже подрос, тяжелый, теплый, лижется, лапы большие, мой, мой, наш с папой пес…
Отдали в другой раз, исподтишка, втихомолку, тайно, когда меня дома не было.
Не плачь,
Сравнили!..
Нет, это только взрослым может прийти в их вывернутые наизнанку головы — считать, что лысая с противной старушечьей рожей черепаха может хоть как-то, хоть на тысячную, на миллионную долю заменить щенка.
«Не плачь, мы обязательно заведем собаку, когда ты немножко подрастешь».
И все. Это стало рефреном на долгие годы моего «подрастания».
— Мам, а мы собаку заведем?
— Обязательно! Я и сама очень люблю собак. Просто очень. Вот подрастешь чуть-чуть — и заведем.
Этой собакой, которую «мы скоро обязательно заведем, вот весной — точно», меня с «особым цинизмом» шантажировали, выманивая послушание, отказ от других подарков, вежливость и молчание, когда хотелось орать и биться головой об стену.
— Скоро возьмем щенка. Если, конечно, ты будешь себя хорошо вести. Как хорошая большая девочка.
Ну, с этим у меня до сих пор неважно…
Когда через несколько дней после смерти папы меня привели в детский сад, все воспитательницы и нянечки вышли к нам навстречу.
Ну и все как-то пошло своим чередом. Меня «сдали» на детсадовскую дачу в Малеевке. Очень хотелось домой. Мы рисовали рисунки и писали письма родственникам: «Здравствуйте мама и брат Деня! Я живу хорошо. Приежжате скорей на родительский день. Привизити огурцы. У меня выпал зуб. Ксюша Д.». К письму обычно прилагался рисунок — береза с двумя ветками, поднятыми, словно она сдается, рядом гриб величиной с полберезы. И приписка от воспитательницы: «Девочка хорошо ест, поправилась на два килограмма, участвует лягушкой в «Теремке», и ей необходим костюм. Пожалуйста, зайдите в «Детский мир», где за копейки можно приобрести все необходимое».
Нас строили парами и вели на Золотую поляну, полную одуванчиков. Полагалось петь. И хор измазанных зеленкой малюток в панамках затягивал что-нибудь из популярных кинофильмов тех лет:
«Ромашки спрятались, поникли лютики…»
На Золотой поляне девочки должны были плести венки из одуванчиков. У меня никогда не получалось, и после нескольких безуспешных попыток я закидывала липкие желтые цветы подальше в траву.
Надо становиться мальчиком! Срочно…
Папа Наташи Картамышевой отдыхал в Доме творчества по соседству и построил нам шалаш. У Наташи фамилия — Картамышева, у ее мамы — Савченко, а у папы — Рощин. Вот как бывает.
Все ждали родительского дня в середине июля — родители приедут на концерт и после концерта конечно же заберут.
Многих забрали. А меня — нет. Изо всех сил я старалась не плакать, чтобы не огорчать маму, притащившую мне гостинцы.
Хорошая большая девочка.
Помню, что привезли нас из Малеевки только в начале сентября.
Детский сал кончился, няни тоже исчезли, но меня все равно надо было куда-то девать, и какие-то добрые чужие люди много-много-много раз задавали мне вопросы: