Заблуждение велосипеда
Шрифт:
И жвачки навалом.
Сирота, сирота, мучит кошку без хвоста!
Вранье, Сирота обожает кошек, никогда их не мучит, и это самое начало вранья про Сироту, вранья и непонимания, которые будут гнаться за ней всегда, и никому ничего не объяснишь, все равно никто не поверит.
Может, потому что «сирота» и «клевета» — в рифму?
Но туфельку все-таки отвязывают, бросают в сторону Сироты.
«Вай, вах, ваймэ, стидно, стидно…»
Чужая добрая старушка уходит.
Сирота ждет маму, с утра тусуясь у шлагбаума на въезде в поселок, или стоя у калитки, или сидя на кривой березе у обочины. Вот сейчас, вот-вот из-за поворота покажется такси, и мама будет пахнуть духами из флакончика в черно-белую клеточку, автомобилем и далеким прогретым летним городом, где у нее все время работа и очень важные дела. Привезет клубнику и «Пионерскую правду», пообещает сходить завтра в лес, в дальний лес, за грибами и ягодами. Завтра в лес, только обязательно, только непременно, а сегодня вечером она уйдет в гости к Нагибиным и может взять Сироту с собой, если, конечно, та будет себя хорошо вести, как хорошая большая девочка.
Число
Речка не дразнила, она просто догадывалась, что я — Сирота. Слово вслух произнесла добрая кавказская старушка. Вот так оно все и получилось. Туфелька была великовата, «на вырост», мне все всегда было или мало, или великовато, вот туфелька и соскочила с ноги…
…
МЕРОПРИЯТИЯ ПО ОЧИСТКЕ СОВЕСТИ
ТРЕТЬЕ
Сирота то и дело думает про Число, дразнителя и издевателя, даже разворачивает карту Нью-Йорка, вот как у нее все серьезно, вот до чего дружба может довести, и через несколько дней, поутру, Сирота идет к Зое Константиновне, на «хитрую дачу», по дороге стараясь придать своему лицу дружелюбное выражение.
На веранде она обнаруживает беременную старушку.
Фро Опфер! Западная немка, подруга Зои Константиновны, большая любительница русской природы и социализма. Раньше она приезжала каждое лето, дышать воздухом, изучать язык Ленина и Дзержинского и ругать джунгли капитализма. Спрашивается, почему она еще тогда, в далекие годы, когда была помоложе, не сиганула храбро через Берлинскую стену на справедливый социалистический Восток?
Зато теперь они ругают джунгли капитализма вместе с Зоей Константиновной, теперь и та владеет вопросом не понаслышке.
— Сколько лет, сколько зим! — щеголяет русским старушка фро. — Раздобрела, да и волосы потемнели…
Неужели? Мечта сбывается?
Волосы… Рыжие, огненные волосы при черных бровях и ресницах. Всякие тетеньки норовили потрогать. «Это вы ей хной укрепляете?»
И вот эти рыжие волосы, предмет недоверия, зависти и страданий, очень густые и очень тонкие, все время сбивались в колтуны. Их приходилось распутывать, разбирать. Долго, скучно и больно.
Очень хотелось стать как все. С серенькими волосиками, которые брат называл «цвета Леночки».
Волосы цвета Леночки, светлые бровки, и чтобы никто не лез.
Сирота никак не может взять себя в руки и перестать смотреть на беременный живот старушки.
— Да, дорогая моя, да, — кивает фро Опфер. — Только теперь, выйдя на пенсию, я имею время и деньги, чтобы завести ребенка. В молодости, в нашей стране, при капитализме, я, одинокая мелкая служащая, не могла себе этого позволить. Но теперь, здесь, прекрасные русские врачи сделали невозможное, и скоро у меня будет мой маленький Тобиасик.
И череп Дашенька смотрит с буфета на счастливую и смущенную старушку.
— А Зои нет. Она повезла Бориса Генриховича на процедуры. Ты знакома с Борисом Генриховичем? Это, кхм-кхм, друг Зои. Прекрасный человек…
— Передайте, пожалуйста, Зое Константиновне… Пожалуйста, скажите ей…
(Что Костик скоро умрет на чужбине, и есть некоторая вероятность, что от этого и ей станет немножко не по себе? Что она сволочь и монстр? Или из ума выжила? Или она пятьсот лет жить собирается, или она партбилетом на том свете махать будет?..)
— А впрочем, не надо. Это лучше лично.
Костику не давал покоя мой велосипед…
В конце концов, велосипед у меня появился. Да какой! Бело-синий, с кожаным седлом и большими колесами с белыми, с белыми шинами. Назывался — «Фаворит».
Возвращаюсь домой из школы, грустя, что уже весна, а у меня все нет и нет велосипеда, и значит, скоро наступит мое еще одно бесколесное лето, а в гостях у мамы, на кухне, сидит Наташа Зимянина, младшая подруга мамы, однокурсница моего брата по Университету.
Наташа беременная и заплаканная, тогда она переживала свой несчастливый, катастрофический брак с Александром Филиппенко, в те годы — начинающим актером.
— А ты что куксишься? — сквозь слезы спрашивает Наташа. — Тоже беременная, что ли?
— Да она все про велосипед, — как обычно, называя меня в третьем лице, отвечает вместо меня мама.
— У меня есть велосипед, — сказала Наташа. — Пожалуйста, забирайте. Только он старый, мы его еще в Праге купили.
Папа Наташи был каким-то партийным начальством, одним из секретарей ЦК КПСС, а до этого работал послом в Чехословакии. Оттуда и «Фаворит». Он был старый, шестидесятых годов. Но еще, что называется, ого-го!..
И мы с «Фаворитом» носились по лужам, разрезая их и пуская волны, катались в парке, круто поворачивая и тормозя, ездили в лес по узкой тропинке, и «Фаворит» весело дзынькал, перепрыгивая через выступающие из коричневой земли корни деревьев; лягушата и мелкие пташки улепетывали от нас…
А на ночь «Фаворит» отправлялся спать в «чайный домик».
Если
— Здрасьте!
— А, Ксюша… — Он ничуть не пугается, приветливо смотрит слегка раскосыми серыми глазами. — Приходи к нам через час, пойдем с ребятами на речку.
— Приду, если отпустят.
Отпустили!!!
Мы приходим на песчаный пляж с сыновьями Андрея Денисом и Антоном и всякими «близлежащими» соседскими мальчишками.
Мучителей, привязавших туфельку к шлагбауму, тут нет.
— Ну что, ребятки, для начала берем лодку часа на два, на три, плаваем, а там посмотрим…
Когда он сказал «берем лодку», от радости я просто онемела. До сих пор помню чувство даже не радости, а настоящего счастья. Лодка! Кататься на лодке по нашей речке! Об этом я и мечтать не могла. С чужими меня не отпускали, боялись, что если начнем тонуть, то эти чужие спасут своих детей, а я утону. (Логика — не перешибешь. И представления о людях тоже хорошие.) А никого своего, с кем можно было бы поплыть на лодке, у меня не было. Брат занят, курит и работает, работает и курит, стучит на машинке, он одновременно и филолог-классик, и сценарист…
И вот мы плыли, плыли, плыли на лодке и играли в какие-то хорошие игры на эрудицию и сообразительность, притом проигравших не было, у Андрея как-то само собой получалось, что все очень умные и сообразительные. Потом закапризничал маленький Антон, поссорился со своим папой, долго плакал, но Андрей не обращал на него внимания. Когда мы вернулись на песчаный пляж, он все продолжал ныть, и Андрей спросил:
— Ну что, будем мириться?
Мальчик на миг замолчал, подумал и ответил:
— Нет.
И продолжил нытье.
Андрей Тоом — известный математик, еще в юности, в студенчестве одновременно с другим ученым вычисливший какой-то хитрый алгоритм, который так и называется «Алгоритм Тоома — Кука». Андрей давно живет за границей, я не знаю, где, и даже не знаю, жив ли он, надеюсь, что конечно, жив.
…
ПИСЬМО АНДРЕЮ ТООМУ
Дорогой Андрей Львович! На всякий случай, вдруг к Вам в руки попадет эта история, всякое же бывает, например, ее напечатают, я кому-нибудь подарю, и этот кто-то зачем-то почему-то приедет в город, где Вы сейчас живете, и забудет книжку на скамейке в сквере, где Вы как раз выгуливаете своего барбоса, и Вы подберете забытую книжку, глядь — а там про Вас. Ведь бывает же такое, да со мной и не такое бывает, и как только принимаешься сочинять историю, тут же и начинаются «приключения слов».
Вдруг Вы прочтете, ну, мало ли…
Как Вы поживаете? Вы теперь где? Как Ваша математика? Как Ваши младшие дети? Спасибо Вам большое, что взяли меня покататься на лодке однажды летним днем какого-то там семьдесят шестого года.
Было так здорово! До сих пор помню.
Вы вот даже не подозреваете, что были автором одного из счастливейших дней моего долгого скучного детства.
Приезжайте к нам! А знаете, лучше не надо. Округа изменилась до неузнаваемости, лес отнят, лодочной станции больше нет, речка скоро умрет. Я вот и пишу эту историю, стараясь успеть до смерти речки. Чтобы она знала, что я рассказала про нее. Ведь она всегда все знает…
До свидания.
А вдруг увидимся?.. Мало ли… Всякое бывает…
Ваша Ксюша (с кривой березы).
Что еще можно делать, дожидаясь мамы? Как скоротать время? Пойти на Среднюю аллею, к собакам?
Собаки! Собаки! Милые мои меховые симпатяги! Свою собственную собаку я заимела, только когда сама уже стала матерью семейства.
…
ВОЗЗВАНИЕ К РОДИТЕЛЯМ НОМЕР ТРИ
Уважаемые господа родители.
Завести собаку очень просто.
Идешь куда-нибудь на стройку, где живут и работают понятные стабильные люди, обедающие гречневой кашей с тушенкой. Таких людей очень уважают дворняги. У таких людей непременно есть какой-нибудь Мишка, Цыган, Альма или Кукла. У Альмы или Куклы щенки, вон под тем сараем, вон, иди там посвисти, почмокай…
Посвистишь, почмокаешь, и из-под сарая выкатываются чудесные, меховые, круглые щенки. Щенки — круглые, как отличники! Берешь одного под пузо, и он твой. Дома его купаешь в тазике, чешешь, кормишь. Сын (дочь) счастлив(а)…
Говорите, у вас неважнецкие жилищные условия, некому гулять, щенок все погрызет и загадит?
Но ведь это сущие пустяки, ничто, чушь собачья, в сравнении с вашими взаимоотношениями с ребенком, с вашей дружбой, с вашими общими положительными эмоциями.
Щенок — это механизм выработки общих положительных эмоций, превосходный регулятор процесса сближения.
Заводите детям собак.
А с жилплощадью, погрызенным диваном и выгуливанием все само наладится.