Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Комиссар женится на Рите.

Он светловолосый, красивый, храбрый и добрый. Катает мальчика Витю на коне. Шашку дает подержать. (Папа собирался написать о своем детстве повесть «Мальчик с настоящей саблей», но не успел.)

Комиссара убивают белые.

Рита выходит замуж за актера еврейского театра по фамилии Рубин. Вместе с театриком колесят по городкам и местечкам Белоруссии и Украины. Спектакли на идиш.

Потом Рубин куда-то девается. Едет на гастроли в буржуазную Латвию и не возвращается, что ли? Что-то такое…

Рита, Витя и младший брат Леня (погиб в штрафбате в сорок третьем) перебираются в Москву, на Покровку. Улица Чернышевского, дом двадцать девять, квартира двадцать.

Вот такое начало.

Юзика жалко.

Как могла, рассказала Теме про прадедушку, Юзика. Слушал с уважением. Теперь говорит: «У меня крепкие хулиганские корни».

Нагромождение, клубок невероятных обстоятельств и передряг сформировали личность папы, его несгибаемую жизненную силу, оптимизм, харизму.

Шутка ли, в сорок восьмом году сплотить вокруг себя коллектив актеров и «раскрутить», говоря нынешними словами, театр пародий «Синяя Птичка», о котором до сих пор взахлеб вспоминают актеры и просто москвичи старшего поколения?

Почему у меня волосы рыжие?

Да проще простого — папа в молодости работал рыжим клоуном в цирке на Цветном и носил рыжий парик.

Папа учил меня кувыркаться и жонглировать четырьмя предметами.

У нас и было четыре разноцветных пластмассовых шарика. После всех

инсультов у него был постельный, «диванный» режим, и он учил меня вот этим азам цирковой профессии.

В кувыркании вперед, люди добрые, самое главное — голову правильно спрятать. Ну не должна она касаться мата или пола, или манежа, или что там у кого.

Школьная математика мне не давалась, но кувыркалась я — будь здоров. Хоть вперед, хоть назад, каталась, как мячик.

Проживи папа подольше и потренируй меня, я бы точно пошла в цирковые.

Уж никак не в писатели, это точно.

Да вообще все по-другому было бы.

Но у судьбы насчет нас какие-то особые затеи, и пока она не устанет от своих экспериментов, будет выкрутасничать что есть силы.

Почему театр? Я не люблю театр. В подростковом возрасте меня на аркане тащили смотреть спектакли Эфроса и Любимова, на которых я честно и вежливо скучала.

И вот нелюбимый, чужой и неинтересный мне театр почему-то радостно распахнул двери моим историям. Успешный театральный автор, будьте любезны.

Кто бы мог подумать? Мистика какая-то…

Так это же поручение от папы! Театр был его главной страстью.

И надо выполнять папино поручение.

Надо писать: слева — кто говорит, справа — что говорит.

А можно и подряд, в строчку, записывать как прозу, режиссеры разберутся, они такие затейники…

Ну, вперед.

Погнали!

МЕРОПРИЯТИЯ ПО ОЧИСТКЕ СОВЕСТИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ

ВТОРОЕ

По федеральной магистрали А-101 в сторону области едет старый белый «Лэндровер», государственный регистрационный номер вася 117 маня хрен. За рулем здоровенный длинноволосый дядька в ковбойке.

Погода хорошая, видимость сто процентов.

Хорошо бы куда-нибудь приехать, где ждут, или даже где никто не ждет, приехать куда-нибудь, где совсем другие дела и другая жизнь.

Но какая, какая?

Или — остановиться, остаться на обочине, присесть с продавцами грибов, пирожков и ягод, загореть и обветриться на солнце, шутить с проезжающими, втюхивать им товар, «ну возьми, возьми лисичек на жареху», в сумерках вернуться в деревню и завалиться спать, чтобы на рассвете идти в лес, кормилец и приют, перекликаться с товарищами: «Леха!.. — Мишаня!.. — А Федька-то где?»

Затеряться, и привыкнут, и никто не спросит — ты чей?

Утро, у проституток пересменка, а вот свадьба: жених, пыхтя, тащит на руках невесту к памятнику погибшим солдатам, проститутки машут невесте:

— Наташка, вечером выйдешь?

Приехать туда, где никто не ждет, где никто не знает…

По правой полосе, прижимаясь правее, к обочине, медленно, крадучись, ползет милицейский «уазик» типа «козел».

Что это? Остановиться хотят или потеряли что?

Милиционеры в «уазике» смеются, им весело, и человек в старом «Лэндровере» не сразу догадывается, чего тут смешного.

По краю, по обочине, на старом, дурацком, неуклюжем велосипеде что есть силы улепетывает от милиционеров таджик в трениках, с очумелым от испуга и натуги лицом.

Милиционеры едут медленно-медленно, забавляясь погоней, ожидая, что таджик вот-вот выбьется из сил или навернется на своем убогом драндулете.

«Лэндровер» обгоняет «уазик» и останавливается, перегородив ему дорогу.

Милиционеры тормозят резко.

Таджик грохается с велосипеда.

Человек из старого «Лэндровера» говорит убедительным, звучным, профессиональным голосом:

— Молодые люди!

Милиционеры начинают общаться с человеком на «вы», но матом.

Человек называется и произносит краткую проповедь о том, что нельзя преследовать того, кто заведомо слабее тебя, и прочую прокисшую христианскую дребедень. Милиционеры хмуро внимают, явно слыша об этом впервые. Нехотя соглашаются. А ну его, волосатого этого, мало ли… Велят таджику зарегистрироваться как положено. Отчаливают на дальнейшие подвиги.

Таджик сидит у обочины, пытаясь выправить покривившийся руль своей каркалыки.

— Тебя как звать?

— Леха.

— Алексей?

— Ну. Дед назвал. У него друг был, русский, Леха. Фашистов вместе били.

— Хорошо по-русски говоришь.

— Дед учил. Он в Россию переселиться хотел, а умер. Мы из Куляба.

— Работаешь здесь?

— Дачу за тем лесом строим.

— Ты, Леха, женись здесь. Есть кто на примете?

Таджик смеется и уклончиво качает головой. Видно, что он совсем молодой, лет восемнадцати.

«Лэндровер» уезжает, и видно в зеркальце заднего вида, что таджик кланяется ему вслед, прижимая руку к груди.

Старый «Лендровер» сворачивает с трассы под стрелочку и на ощупь, наугад пробирается по дачной местности. Неузнаваемо. Кирпичные заборы, камеры слежения.

Кажется, сюда…

Да, а тут наоборот, ничего не изменилось.

Огромная елка у деревянных ворот. В щели между досок напиханы цветные листовки риелторских контор. Бревенчатая старая дача.

На веранде рослая старуха, старик в кресле на колесиках и маленькая беременная старушка.

Да, похоже, что старушка и что беременная. Или девушка как старушка? Да нет же, точно, старушка. Стесняется. Гладит живот.

Маркес какой-то… С Кафкой пополам.

— Здравствуйте, Зоя Константиновна.

Рослая румяная старуха, голова едва заметно, мелко трясется, а взгляд все тот же — гневный, возмущенно вытаращенные глаза.

Базед.

Ничуть не удивилась и сразу узнала.

— А!.. Федя! Или как вас теперь называть? Святой отец! Видели, видели вас по телевизору…

В доме старая, сороковых годов, мебель, большая, для гигантов, и тяжелая, прочная,

чтобы на века. Для вечных гигантов. Кожаный диван с железными заклепками, огромный буфет.

— Но я должна с вами не согласиться, уважаемый святой отец, в том пункте, который касается…

— Зоя Константиновна, я приехал поговорить с вами о вашем сыне.

Пауза.

— У меня нет сына, — отчеканила старуха. — У меня нет сына! — крикнула она.

— Послушайте, Зоя Константиновна. Он тяжело болен, жизнь его не сложилась, у него нет никого, кроме вас. И если бы он вернулся…

— Ах, вернуться! Он собирается вернуться! Какое счастье! Скажите, пожалуйста! А когда он уезжал, он не думал, что у него нет никого, кроме меня? Он предал меня! Опозорил! Внук профессора марксистко-ленинских наук! Старого большевика! Он предал Родину! Женился по расчету, чтобы бежать из страны! Тоже мне, диссидент выискался! Да ему очереди за гнилой морковкой надоели, вот вам и диссидент! Бежал в те самые трудные годы! Конечно, хочет вернуться! Еще бы! Сейчас, когда все позади… Когда улучшается демографическая ситуация, когда валовый продукт… Когда наш президент и премьер-министр, рука об руку…

Со старого буфета безглазо таращится темно-желтый человеческий череп.

— У вас череп на шкафу, — тихо сказал батюшка.

— Да! — гордо подтвердила старуха.

— Это нехорошо.

— А что, есть примета? — заинтересовалась она.

— Про примету не знаю. Но держать в доме череп… Поверьте, это нехорошо. Я это вам сейчас не как священник говорю, а просто… По-человечески. Его бы похоронить.

Старуха перевела дыхание.

— Это череп фронтового товарища моего отца. Товарища по Гражданской. Светлого человека, мечтателя. Он завещал свой скелет сельской школе, для изучения и вскоре был убит белыми. Скелет остался у моего отца, но после всех треволнений, мытарств, переездов остался только череп. И пока я жива, он будет здесь!.. Потому что у меня есть убеждения, есть принципы! Мы не такие, как это ваше поколение, готовое при удобном случае сменить комсомольский билет на сутану, или как там это называется, ваша спецодежда…

Куснуть норовит, обидеть. Спросила бы лучше, как там Вася. Вася родил Федю, но вас, бабушка с принципами, это совсем не касается.

Дальнейшие переговоры бессмысленны ввиду крайней болезненности предмета дискуссии и полной невменяемости оппонента.

Кричит, брызжет слюной…

— Извините. — Батюшка вышел.

— Здравствуйте, это отец Федор.

— Ой, здрасьти, здрасьти, батюшка! Ну что? Были?

— Был. Абсолютно невменяема. Про Число, то есть про Костика, слышать не хочет, ругается. Честно говоря, слабо себе представляю, что в случае своего возвращения он сможет на нее рассчитывать.

— Тогда я поеду в Америку.

— Зачем?

— Чтобы поддержать его. Чтобы сказать ему «ты еще ого-го».

— Какое «ого-го»? Вы о чем?

— Потому что если человеку, у которого там рак или СПИД, сказать, «ты еще ого-го», ему станет лучше, если, конечно, он раньше не умер.

Сумасшедшая или издевается? Писатель, блин пасхальный…

— Вы извините, мне надо идти.

— Да, конечно, батюшка, извините, что отняла ваше время, батюшка, спасибо, батюшка. А Дашенька? Еще там?

— Дашенька — это кто?

— Череп. У Костиного дедушки, старого большевика, была подруга-учительница, ее убили кулаки в деревне. А череп у них на шкафу всегда стоял. Ну, до свидания, батюшка.

«Дашенька!..»

Вспоминает вдруг батюшка…

И принимается думать, говорить ли обо всем этом матушке.

«Нечужие ведь все люди, вот дело в чем, так уж вышло. Старший сын Числа считает отцом батюшку, американский сын Числа считает отцом еще какого-то хорошего человека, сам Число сидит в заокеанском дурдоме для бедных, на буфете у его непримиримой мамы красуется череп убитой учительницы, а эта, типа писатель, уже стоит в очереди за билетом в Нью-Йорк, чтобы сказать ему «ты еще ого-го»…

И ни в какой я ни в очереди.

Я у себя, на крылечке, с ноутбуком. И пальто перевешено в кладовку, чтобы не слышать его нытья про море.

Просыпаешься рано, просыпаешься от счастья — ведь сегодня суббота, значит, приедет мама!

Так, встаю и немедленно за дела — везде, во всем доме влажную уборку.

Быстро на велик, сгонять на высоковольтную — там на просеке ромашки вот такие огромные, набрать побольше и везде, везде поставить. У забора, в дальнем углу участка поспела лесная малина. Собрать маме кувшинчик. Правда, там такая высокая трава, не видно, на что наступаешь, и кажется, что внизу кто-то ползает, но если в резиновых сапогах, то можно потерпеть.

Ведь мама приедет!

И когда все сделано, можно переодеться во все самое-пресамое и выйти к шлагбауму, встречать маму.

Шлагбаум — ржаво-полосатая каркалыка, преграждавшая путь в наш поселок незваным автомобилям и шумным компаниям. Железная доска с надписью «ДСК «Советский писатель». Тихо! Писатели работают».

При шлагбауме — деревянный домик, в домике сидит дежурный. Обычно это страдающий от вынужденной трезвости дед из фабричных или деревенских. Или шлагбаумщица Таня, добрая женщина с фабрики, приходящая на дежурство с двумя собаками — Цыганом и Ночкой, иногда впадающая в запои и исчезающая на несколько дней, но, главное, приветливая, всегда готовая перемолвиться со мной словом.

Однажды в выходной день подвыпившая компания гуляющих с фабрики или из деревни, увидав шлагбаум со сторожем и надписью «Тихо! Писатели работают», сказала мрачно:

— Ничего, американцы придуть — они вас всех разбомблять…

Туфелька, сандалька, подвешена к шлагбауму, а шлагбаум поднят, и туфелька висит высоко-высоко, под шлагбаумом прыгает на одной ноге рыжая девочка в джинсах клеш и, стараясь не заплакать, просит опустить шлагбаум, достать, снять, отдать ей туфельку, а мальчишки смеются, и доброй дежурной шлагбаумщицы Тани как назло почему-то сегодня нет…

Все мальчишки — дураки.

Появляется чья-то грузинская бабушка, армянская родственница, подруга двоюродной тети из Баку, пахнущая жареным луком и специями, толстая, добрая и совестливая («мне бы такую бабушку!» — не думаю, а чувствую я), с золотыми зубами, в темной юбке, косынка с золотой ниткой на голове, тяжело ступает, говорит с акцентом. Велит отдать туфельку немедленно и впредь никогда не обижать эту девочку, ведь она — сирота.

Сирота???

Ха-ха-ха, ничего себе — сирота! Это вот она — сирота? Ну ничего, нормально! Сирота — это только до революции или там после войны, а у этой есть мама и брат, и вообще — она в джинсах! В вышитых джинсах клеш! Разве бывают сироты в джинсах? У нее велосипед заграничный, с белыми колесами. Белые шины!

Поделиться:
Популярные книги

На границе империй. Том 3

INDIGO
3. Фортуна дама переменчивая
Фантастика:
космическая фантастика
5.63
рейтинг книги
На границе империй. Том 3

Держать удар

Иванов Дмитрий
11. Девяностые
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Держать удар

Эффект Фостера

Аллен Селина
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Эффект Фостера

Не грози Дубровскому! Том VIII

Панарин Антон
8. РОС: Не грози Дубровскому!
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Не грози Дубровскому! Том VIII

СД. Том 17

Клеванский Кирилл Сергеевич
17. Сердце дракона
Фантастика:
боевая фантастика
6.70
рейтинг книги
СД. Том 17

Темный Патриарх Светлого Рода 3

Лисицин Евгений
3. Темный Патриарх Светлого Рода
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Темный Патриарх Светлого Рода 3

Сумеречный Стрелок 3

Карелин Сергей Витальевич
3. Сумеречный стрелок
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Сумеречный Стрелок 3

Пипец Котенку!

Майерс Александр
1. РОС: Пипец Котенку!
Фантастика:
фэнтези
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Пипец Котенку!

Неудержимый. Книга IV

Боярский Андрей
4. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга IV

Дурная жена неверного дракона

Ганова Алиса
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Дурная жена неверного дракона

Я не князь. Книга XIII

Дрейк Сириус
13. Дорогой барон!
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я не князь. Книга XIII

Я – Орк. Том 6

Лисицин Евгений
6. Я — Орк
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я – Орк. Том 6

Отмороженный

Гарцевич Евгений Александрович
1. Отмороженный
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
5.00
рейтинг книги
Отмороженный

Безродный

Коган Мстислав Константинович
1. Игра не для слабых
Фантастика:
боевая фантастика
альтернативная история
6.67
рейтинг книги
Безродный