Заботы пятьдесят третьего года
Шрифт:
– Все свободны!
– распорядился Сам и добавил: - Смирнов останется.
– Побыстрее - как бы еще кого-нибудь не оставил - все покинули кабинет.
– Ты почему на совещании спишь?
– грозно потребовал ответа комиссар.
Смирнов не испугался, знал, что Иван Васильевич сам бы поспал на этом совещании, если б мог.
– Потому что не выспался, - отчаянно ответил Смирнов.
– Дерзишь, а начальству дерзить не положено.
– Не положено, чтобы отдел без начальника был.
– А сам-то не хочешь начальником быть?
– Пока не хочу.
– Почему так.
– Рано еще. Голову надо в порядок привести. У меня пока голова оперативника. Не более того.
– Что ж, приводи свою голову в порядок. Может, потом она нам пригодится. Вот что, Смирнов, ты Скорина из области знаешь?
– Значит, Игоря к нам - начальником. Другого не надо, Иван Васильевич.
– С тобой, Смирнов, хорошо дерьмо есть. Обязательно изо рта вырвешь.
– Не прогадаете, Иван Васильевич, ей богу, не прогадаете!
– Ну, раз такой человек, как ты, одобряет, значит, будем назначать.
...От радостного этого известия расхотелось спать, и поэтому дело читалось легко. Он проштудировал половину, когда вернулся Казарян.
– Три часа задаром убил! Ну, буквоед, ну, зануда!
– Казарян сел.
– Теперь хоть все в порядке?
– Как в канцелярии у господа бога, - Казарян вытянул ноги и признался: - Я сегодня, Саня, Цыгана упустил.
– Что так?
– хладнокровно поинтересовался Смирнов.
– На длинном поводке вел, чтоб не узнали, а он на ходу в трамвайчик, и будь здоров. Мальчики нам нужны, и чтоб понезаметнее были, похожие на всех, как стертый пятак.
– И чтобы роту. Не меньше.
– Иронизируй, иронизируй! Все равно без наружного наблюдения настоящей работы не будет.
– Надо мечтать! Кто это сказал?
– задумался Смирнов.
– А в общем, некогда нам мечтать, Рома. Давай-ка по делу пройдемся. Кое-что занятное имеется...
Зазвонил телефон. Оба с ненавистью смотрели на него.
Грабанули известного писателя. И, естественно, - сразу же МУР. В помощь райотделу. Муровская бригада прибыла в роскошный дом на углу Скаковой и Ленинградского шоссе, когда там всю ночь шуровали районные.
– Вам помочь?
– спросил Александр у старшего группы, который диктовал протокол осмотра. Тот, оторвавшись от дела, кинул недовольный взор на печального гражданина, скромно стоявшего у притолоки, и ответил, как бы не отвечая:
– Раз знаменитость, значит, МУР подавай, районные пентюхи обязательно завалят!
– Мы собачку привезли, - сообщил Казарян.
Районный пожал плечами:
– Пробуйте. Только,
Казарян спустился к машине, чтобы позвать Семеныча с его Верным, а Смирнов подошел к печальному гражданину.
– Вы хозяин квартиры?
– спросил Александр.
Гражданин печально кивнул и вдруг быстро-быстро заговорил, уцепившись сильными пальцами за борт смирновского пальто.
– Я не могу понять, почему он сердится. Я никого не вызывал, я только позвонил в союз оргсекретарю, спросил, что делать в таких случаях. Он сказал, что все возьмет на себя.
– А в районное отделение кто сообщил?
– Дворник наш, Галия Асхатовна. Она всегда после трех к нам убираться приходит. Пришла - а дверь не заперта, и никого нет. Она сразу к участковому.
– А вы, э-э-э...
– Смирнов намекнул на то, чтобы писатель назвался.
– Василий Константинович, если позволите, э-э-э...
– Александр Иванович. А вы, Василий Константинович, всегда в первой половине дня изволите отсутствовать?
– Ни боже мой, Александр Иванович. Жена - да, дочка тоже. Жена на работе, дочка в институте, а я с утра до двух за письменным столом.
– Почему же сегодня вас не было?
– Срочно вызвали на заседание секции прозы.
Старший из-за плеча на них недовольно посмотрел, давал понять, что разговор ему сильно мешает. Смирнов взял писателя под руку:
– Мы мешаем, Василий Константинович. Где мы можем без помех поговорить?
– Пойдемте на кухню, Александр Иванович.
В стерильно чистой кухне на столе стоял пустой графинчик и пустой стакан. Смирнов понятливо ухмыльнулся:
– От расстройства чувств позволили?
– Не скрою: хотел было. Да он меня опередил.
– Кто "он"?
– Да вор этот.
– Интересно. А много в графинчике было?
Василий Константинович указал пальцем уровень. Грамм по сто-сто пятьдесят, не больше.
– Я, честно говоря, днем не употребляю. Но сегодня, сами понимаете...
– неизвестно почему оправдываясь, пояснил писатель.
– А еще какая-нибудь выпивка в доме есть?
– Отсутствует.
– Писатель вздохнул.
– Меня Ирина Всеволодовна бдит.
– Что же из квартиры взяли, Василий Константинович?
– Шубу жены, довольно дорогую, из обезьяны, каракулевую дочкину, два моих костюма, и так, по мелочам.
– Что за мелочи?
– Побрякушки всякие. Кольца, кулоны, часы. Они все в шкатулке лежали.
– Действительно побрякушки или золото настоящее?
– Золотые, естественно. Кольцо - маркиза с бриллиантами, кольцо с порядочным изумрудом, бирюзовый гарнитур, часы швейцарские в осыпи...
– Ничего себе побрякушки. А деньги?