Заброшенный полигон

Николаев Геннадий Философович

— Найду. Ладно, спасибо, поехал.

Чиликины не мешкая отправились домой, а Николай поехал на поиски Пролыгина.

Альбинка, дородная бабища размерами под стать Пролыгину, разоралась на всю улицу, когда Николай подозвал ее к калитке и спросил о Пролыгине. Видно, монтер крепко насолил хозяйственной Альбине: ирод, бандит, проходимец, вонючка, сундук и прочие крепкие словечки тяжкими каменьями полетели в го­лову бедного Пролыгина. Николай, не дожидаясь, пока и ему отвалится за компанию, быстренько развернулся и* покатил в обратную сторону, где жила Томка.

В

доме свет не горел, но из раскрытого окна доносились голоса — женский и басовитый Пролыгина.

— Герман! — позвал Николай.— Взгляни, кое-что важное.

В темном окне возникла встрепанная физиономия, голые плечи — Пролыгин. Рядом высунулась полуодетая Томка — белое в сумерках лицо, крашеный чер­ный рот, тонкие ломкие руки.

Пролыгин кивнул и прохрипел:

— Ну чего?

— Опять вырубил?

— «Самовар» твой? Не-ет, не касался.

— А кто?

— Птичник, должно быть.

— Надо включить, работа стоит, хоть стреляйся.

Пролыгин почесал в затылке, промычал что-то, исчез внутри дома, вскоре вышел в майке и брюках.

— Не серчай, Коля, но я тут ни при чем, истинный крест! — побожился Пролыгин.— Хочешь, ключ тебе дам от подстанции, включи свою линию, но аккуратно. Есть?

Он протянул Николаю ключ, передавая, чуть задержал руку, спросил, понизив голос:

— Пятерки до зимы не найдется?

Николай порылся в бумажнике, достал пятерку, дал — Пролыгин выпустил ключ. Опять купля-продажа, подумал, усаживаясь в машину.

— Под ковриком ключ оставишь,— прокричал Пролыгин.

— Ладно,— откликнулся Николай и поехал к своему дому.

Возле Чиликиных он притормозил, вышел из машины. Окно ярко горело, Чиликины сидели друг против друга за столом, бутылка была ополовинена, настроение у супругов резко шло вверх. Буба пронзительно глядел с голубого плаката.

— Эй, Андрюха! — крикнул Николай в окно.

Чиликин оторопело привскочил, сунулся в окно, икнул.

— Кто там? — спросил радостно, громко.

— Я, Николай. Уже хорошо?

— Ага,— рассмеялся Чиликин и снова икнул.— О, твою в сапог, икота напала, кто-то поминает.

— Ты вот что скажи...— Николай помедлил.— Это ты вырыл могилу?

— Ага,— бодро сказал Чиликин.— Я.

— Кому?

— Шумаков дедок отходил, они и заказали.

— Ну и... как дедок?

— А напрасно. Поторопились. Дедок оклемался, уже на заваленку выполз, папирёску курит, стопочку вчерась принял — за мое почтение.— Чиликин за­смеялся дробненько, хихикающим смешком.— Теперь могилка в запасе, дожида­ется.

— Да что за люди! — вскипел Николай.— Разве можно так? Человек жив, а ему могилу роют.

— Ха, однако,— важно произнес Чиликин.— Это ж я просил. Им-то все одно, когда, а нас с Галкой приперло, пришли, уговорили, аванец получили, вот и жили до тебя, до твоей бутылки.

Николай сел в машину, в сердцах хлопнул дверцей, рванул с места. Недавне­го чувства гармонии, красоты, целесообразности мира как не бывало. Опять натянуло на душу муть, и даже во рту стало склизко, как от прогорклого масла. Возле дома его ждал Олег, маячил в белой

рубашке. Молча сел рядом с Николаем. Николай включил фары, дальний свет, в их лучах далеко впереди показалась одинокая фигурка. По асфальту шла в их сторону, торопилась какая-то девушка, яркий свет слепил ее, и она прикрывалась ладошкой. Катя?! Николай переклю­чил на ближний, и девушка исчезла, словно ее и не было, снова включил даль­ний — девушка шла, склонив голову, как при сильном ветре. Это походило на оптический фокус, на обман зрения:' щелчок и — есть Катя, еще щелчок и — тьма-тьмущая деревенской улицы. А фонари не включены, потому что Пролыгин у Томки...

— Вернулась! — вдруг закричал Олег, и трудно было понять, чего в его голосе было больше, радости или огорчения.

Путаясь в ремнях, рывками Николай вылез из машины, кинулся навстречу Кате. Они сошлись в лучах света, ослепленные, счастливые, ничего не боясь и никого не стесняясь. Николай обнял ее, прижался лицом к ее лицу. Какими-то приятными духами пахло от нее, и вместо косы была вполне современная город­ская прическа, не короткая и не длинная, в самый раз. И губы были чуть-чуть подкрашены...

— А я в политехнический подала, на физтех,— объявила она, осторожно высвобождаясь из объятий.— Документы приняли!

— Катя... Катя... Катя... Поможешь сегодня?

— А кто там в машине?

— Олег. Собирались на полигон, но сейчас скажу ему...

— Не надо, Коля! Неловко...

— Стой здесь!

Николай вернулся к машине.

— Олежек, не сердись, мне Катя поможет сегодня, ладно?

Олег молча глядел перед собой, в клубящуюся даль, где терялись в ночной мути лучи света. На глазах его наворачивались слезы. Николай взял было его за руку, но Олег вырвался, распахнул дверцу и скрылся в темноте. Дверца так и осталась открытой. Николай подъехал к Кате, развернулся — дверца по инер­ции захлопнулась. Катя села на заднее сиденье, и они помчались на полигон.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

— Алло! Это Камышинка? Телефон Александровых?

— Да.

— Кто это? Олег?

— Да.

— Здравствуй, Олег. Это Аня звонит. Из города.

— Здравствуйте.

— А Николай дома?

— Нет.

— Ты один?

— Нет, бабушка дома.

— Я получила твою телеграмму. Скажи, пожалуйста, что происходит? Только давай сразу договоримся: разговор между нами, я тебя не выдаю, а ты — меня. Договорились?

— А чё мне выдавать? Я вам написал, смотрите...

— Ты тут пишешь «срочно приезжайте помочь Николаю не наделать глупо­стей, он ничего не знает». Как это понимать? Какие глупости? Можешь объяснить?.. Что же ты молчишь? Что с Николаем? Он здоров?

— Здоров.

— И опыты идут успешно?

— Успешно. Даже слишком!

— Вот как? Ты ему помогаешь?

— Нет.

— А кто же?

— Катя помогает.

— Катя?

— Да.

— Какая Катя?

— Куницына. Мы с ней учились в одном классе.