Забыть Александрию
Шрифт:
Когда пришло время, Отум разбудили ее служанки. Александрии в комнате уже не было. Небо за окном было алого цвета, яркого и бескомпромиссного, и по нему плыли редкие облачка. Казалось, словно небесный свод кто-то залил кровью. Отум старалась не смотреть в окно. На ватных ногах она встала с кровати и позволила служанкам раздеть себя и омыть. Ее волосы заплели в косу, которую укрепили обилием шпилек, после чего Отум одели в белоснежный костюм, стилизованный под то, что носили люди в древности, даже Покоритель звезд. Это был белый комбинезон из плотной ткани, расшитый красными нитями. К
Есть перед обрядом было нельзя, но ей принесли крепкий чай. Девушка сделала несколько глотков, и ее сразу же начало тошнить.
«Почему голова так кружится? – рассеянно подумала она, мешая сахар в напитке. – Почему мое тело такое легкое?»
Служанки что-то говорили ей, но только половина слов долетала от Отум. Она чувствовала слабость во всем теле, и ее все раздражало.
– Где принцесса Александрия? – спросила она, перебив одну из служанок.
– Она тоже готовится, госпожа, – ответила старшая из них.
«Где же она, когда она мне так нужна?!»
– А где Королева?
– В своих покоях.
– Пойдите к ней, пусть спустится ко мне. А одна из вас, пускай, зайдет к лекарю и потребует у него успокаивающий отвар.
– Но, Ваше величество, – робко встряла старшая служанка, – меньше, чем через час обряд восхождения. Согласно протоколу, этот обряд нельзя выполнять, будучи больной.
– Я не больна. Просто от волнения у меня кружится голова. Все свободны, – махнула рукой Отум.
– Но…
– Мои приказы не должны обсуждаться! – крикнула Отум, и только после этого ее покои опустели. В тишине ей едва ли стало лучше. Принцесса встала и прошлась по комнате, чтобы убедиться, что способна идти, не шатаясь, но перед глазами девушки все кружилось, и она не отдавала себе отчет в том, ровно идет или нет.
«Служанки не заметили, что я шатаюсь, значит все хорошо, – успокоила себя Отум и, сев на кровать, попыталась вспомнить свою коронационную речь. Мысли путались, и она постоянно запиналась даже в мыслях. Она спрятала пылающее лицо в ладонях, и руки ее мелко дрожали. – Какая же я жалкая. Будь на моем месте Александрия, то она бы была великолепна и полна достоинства. Она ничего бы не боялась. Может это просто не моя судьба, а ее? Может я ворую то, что принадлежит ей?»
В комнату вошла Галатея. На ней было белое платье, и она выглядела гордой и довольной. Улыбка цвела на ее обычно неприветливом лице. Она явно получала удовольствие от происходящего, и Отум возненавидела ее за это.
– Доченька! – воскликнула она, подходя к Отум с распростертыми объятиями, но та не позволила себя обнять. Отум встала со своего места и, хмурясь, подошла к окну. – Да что с тобой?
– Что со мной?! От тебя разит алкоголем! Неужели ты не могла не напиться хотя бы сегодня?! – скрестив руки, отругала ее дочь.
– Но сегодня же праздник. Я столько сделала, чтобы этот день настал… – Галатея выглядела пристыженной.
– Да! Ты убила стольких, чтобы он настал, что я, мамочка, обязана быть тебе благодарна!
– Да что с тобой?! – На лице Галатеи выступили красные пятна. Она не разозлилась, но явно пребывала в ступоре. – Отум, ты бледна. Как ты себя чувствуешь?
Она протянула руку, чтобы приложить ее ко лбу Отум, но принцесса ударила ладонь матери и грозно сверкнула глазами.
– Не прикасайся ко мне! – прошипела она.
– Стража! – крикнула Галатея, но Отум рявкнула следом:
– Только посмейте зайти, и я тотчас казню вас! – Разумеется, после такого заявления никто не посмел ворваться в покои принцессы, и она сделала шаг к матери, а та – от нее. – Ты боишься меня?!
– Конечно! Отум, ты не в себе! – В глазах Галатеи плескалась тревога.
– А кто тому виной? Чья любовь к власти довела нашу семью до такого? Позволь открыть тебе глаза: я не рождена для того, чтобы править! Я даже коронационную речь не могу запомнить от страха! Александрия – вот, кто рожден для власти! Но она не твоя дочь, поэтому она всегда будет в тени! А я буду самой провальной королевой в истории, и все это по твоей вине!
Отум тыкнула мать указательным пальцем в грудь и расплакалась. Она ненавидела себя в то мгновение, но ничего не могла поделать. Ее голова раскалывалась на части, ей просто хотелось упасть на кровать и забыться.
Галатея пробормотала:
– Милая, с тобой что-то не так. Позволь мне помочь.
– Ты никак не можешь помочь…
– Ты плохо себя чувствуешь. Возможно, тебя отравили.
«Ты бы помогла мне, если бы умерла», – поняла Отум. Эта мысль показалась ей такой желанной, какими кажется путнику в пустыне стакан воды или бездомному бедняку плошка супа. Отум никогда не испытывала прежде такого сильного желания. Она не знала, как ему сопротивляться, и это пугало ее. Все ее тело отчаянно рвалось к тому, чего она страшилась больше всего на свете.
– Дочка, мы перенесем обряд и коронацию. И свадьбу. – Галатея положила ладонь на щеку Отум. – Моя девочка, я заставлю тех, кто сделал это с тобой, заплатить.
Тепло матери и чувство защищенности возле нее заставили Отум на мгновение почувствовать себя также спокойно, как и в объятиях Александрии. Это было необычно, ведь мать редко касалась ее и еще реже говорила ласковые слова.
«Она не любит меня. Она любит ту власть, что получает из-за меня», – уверенно сказал голос в голове принцессы, и он ощущался инородным, властным, злым. Он был сильнее. Галатея, словно прочитав эти мысли, порывисто обняла дочь. Запах алкоголя и дорогих терпких духов смутил принцессу, и ее разум окончательно опустел. Она не могла и слова выдавить, просто стояла, подрагивая всем телом, в объятиях матери, и слезы продолжали литься у нее из глаз.
– Я… Я не хочу, – призналась она.
– Чего же?
Отум достала кинжал из ножен, но ее мать даже не обратила на это внимания.
– Мама… – прошептала она, и всадила клинок в ее большой живот. Он прошел внутрь легло, словно человеческое тело было создано для того, чтобы его резали. Отум ощутила такую эйфорию, которую не испытывала доселе, и засмеялась, продолжая плакать. Мать пискнула, ошарашенно глядя на дочь, а та извлекла кинжал и тотчас всадила его Галатее в грудь.
– Как… Как…