Забыть о мести
Шрифт:
Томас пожал плечами. Что же, если Конраду нравится говорить загадками… Он знал, что многим обязан Хлое, хотя всячески пытался отогнать от себя эту мысль. И что теперь? Как он намеревается осуществить свои планы, сознавая, что при этом растопчет Хлою?
Легко жаждать мести, когда ты обижен и оскорблен. Предан эгоистичными людьми, не желавшими знать, что станется с несчастным забитым мальчишкой. Но теперь ему придется ранить женщину, которая не заслужила такой участи, женщину, готовую отдать свою жизнь ради него. И от этого на душе было мерзко. Она отняла у Томаса единственное, что имело для него значение. Его железное самообладание.
По какой-то непонятной причине Томас все больше влюблялся в это милое, бесконечно искреннее, благородное создание… так не похожее на него.
Глупец! Ты собираешься уничтожить то, что ей так дорого. Что она почувствует, когда узнает об этом?
Томас, покачивая головой, нагнулся за молотком. Все окончательно запуталось. И он знает лишь, что стоит им оказаться рядом, как между ними буквально проскакивают электрические разряды. Что оба изнывают от всепоглощающего, мучительного, исступленного желания. И никакая логика в счет не идет. Окажись она рядом, он бы целовал ее снова и снова. Несмотря на все оставшиеся невысказанными тайны.
Томас уже взялся за инструмент, когда Гарольдина, рванувшись вперед, бросилась ему под ноги. Томас споткнулся, услышал негодующий кошачий вопль, громко выругался и, потеряв равновесие, упал лицом вниз.
И пока он лежал на полу, отплевываясь и пытаясь понять, как допустил, чтобы жизнь совершенно разладилась и вышла из-под контроля, маленький теплый нос ткнулся ему в ухо, и довольное мурлыканье возвестило о том, что Гарольдина абсолютно счастлива.
– Значит, так. Я обязательно поцелую ее, – принялся рассуждать Томас вслух. – Перед тем как придушить.
Хорошо, что она послушалась его приказа держаться подальше. Последние два ужасно долгих дня он не видел Хлою. Интересно, сколько еще она выдержит. Но, если быть честным, в каком-то крошечном уголке души еще теплилась надежда, что она ослушается. В конце концов, Хлоя не из тех, кто делает как велено. И обычно поступает как раз наоборот.
По полу поползла крохотная букашка. Гарольдина внимательно наблюдала за ней, очевидно решив поохотиться.
– Я скучаю по ней, черт возьми, – сообщил Томас котенку.
Не то слово. Тоскую, это, пожалуй, вернее…
– Ну разве не забавно?! Мой дорогой сыночек именно там, где, по мнению города, ему и следует быть. Носом в грязи.
Томас на мгновение окаменел. Но тут же мягко оттолкнулся от пола и встал.
– Что ты здесь делаешь?
– Не догадываешься? Я опять без гроша.
Томас брезгливо поморщился и хладнокровно, как ни в чем не бывало, повернулся спиной к человеку, терроризировавшему его столько лет. Он хотел показать, что больше не испытывает страха. Нагнувшись, Томас подобрал молоток и взвесил его на руке.
– Решил заняться ремонтом? – не отвечая на вопрос, саркастически осведомился отец. Томас быстро повернул голову, пытаясь понять, что именно известно Джеймсу о случившемся.
– Совершенно верно. Привычка такая – когда хочу вставить новую дверь, взрываю старую. Значительно ускоряет процесс.
От улыбки Джеймса по спине Томаса поползли мурашки. Сколько злобы! Неподдельной, почти безумной. В детстве именно эта ухмылочка предвещала наиболее жестокие побои.
– Похоже, не один я догадался о том, что ты задумал.
– Верится с трудом.
– Думаешь, это я подвесил тебе к двери подарочек? – Джеймс почесал в затылке, критически осмотрел почти готовую дверь и пожал массивными плечами, все такими же широкими и мускулистыми, несмотря на возраст. – Весьма лестное мнение. Жаль разочаровывать тебя, сынок, но я бы так не лопухнулся. Сделал бы все – комар носа не подточит. Да только вот беда, боюсь, я не упомянут в твоем завещании. Так что не имеет смысла трудиться.
Единственное, в чем был уверен Томас, – отец вряд ли мог бы потягаться с неизвестным врагом, поскольку совершенно не разбирался даже в самых простейших механизмах и взрывчатых веществах. Только это соображение удерживало его от того, чтобы придушить Джеймса на месте. Томас с ужасом заметил свои сжатые кулаки, уже во второй раз осознав, что способен на насилие. Должно быть, в самом деле дурная наследственность.
– Вон отсюда! – приказал он.
– Ну уж нет, – засмеялся Джеймс. – Мне нужны денежки, сынок. Много денег.
– Ни за что!
Томас швырнул молоток в ящик с инструментами. Все равно он больше не сможет работать. Во всяком случае, не сейчас, когда бешенство бушует в нем лесным пожаром. Он просто продырявит стену насквозь, если попробует прибить гвоздь.
– Я же сказал, убирайся немедленно.
Вместо ответа Джеймс двинулся на Томаса.
Жадно блестевшие глаза его казались сейчас почти черными.
– Всего-то десять тысяч, – тихо, мягко и непередаваемо зловеще проговорил он.
Томас слишком хорошо помнил, что означает этот тон: он зашел слишком далеко, и отец вне себя от ярости. Но Томас больше не слабый мальчишка, пугающийся собственной тени.
– Ступай в ад, понял?
– Только после тебя, сын. Только после тебя.
Они стояли, меряя друг друга взглядами.
– Видел сегодня Хлою, – небрежно заметил отец. – Как быстро растут дети! Давно ли была толстой дурнушкой! А теперь это что-то! Кто бы мог подумать…
Глаза Томаса заволокло багровым туманом.
– Не смей к ней и близко подходить!
– А кто мне запретит? Уж не ты ли? – Джеймс вызывающе протянул руку. – Десять штук.
Господи! Томасу давно известно, как отец обращается с женщинами. Но он не посмеет ничего сделать Хлое. Не посмеет. Джеймс не настолько глуп, чтобы связываться с дочерью мэра.
Но губы Джеймса опять растянулись в ненавистной Томасу злобной улыбке.
– У нее потрясные… гамбургеры.
Томас молча повернулся и, задыхаясь от ярости, отправился за чековой книжкой.