Забытое царство Согд
Шрифт:
Обессиленная Фарангис медленно опустилась на колени у его головы, и слезы медленно потекли из ее глаз. Она смотрела на него и шептала:
Открой глаза, мой дорогой! Это я – твоя любовь. Почему ты оставил меня одну? Как буду жить без тебя, о, мой верный друг?
Затем она коснулась его холодных щек, провела по тонким бровям и коснулась бледных губ. От горя Фарангис совсем забыла, что по зороастрийской вере она не смела прикасаться к мертвому телу, потому что оно уже принадлежало царству зла – Ахриману. Оно стало нечистым, в него уже вселился демон разложения.
Но никто не смел тревожить убитую горем царицу. Сам Годар, стоявший с факелом в руках
Увидев великую скорбь правительницы, воинам стало ясно: слухи о любви царицы оказались верны.
Когда Фарангис поднялась на ноги, Годар подвел к ней двоих дозорных, которые рассказали, как они обнаружили тела. И царица дала указание:
– Убийцы здесь, в Арке, и посему никого не выпускать. А что думает об этом начальник охраны?
– Я не сомневаюсь в этом, и, более того, такое могли совершить люди, обученные военному делу, похоже, они из охраны крепости. Моя госпожа, я отыщу злодеев, потому что они мои личные враги. Я знаю, каким путем выйти на них.
Царица вернулась во дворец и закрылась в своей спальне. Весь день прислуга слышала ее плач. Лишь к вечеру Фарангис открыла дверь и вызвала Зару – главную служанку.
– Нагрейте мне в саду баню, – приказала она, – а также подготовьте кувшины для очищения тела.
По авестийской вере тот, кто дотрагивался до трупа, пусть даже любимого человека, должен был пройти обряд очищения. К умершим могли прикасаться лишь насасалары*.
Когда все было готово, служанки повели ее в тенистый сад, где в свое время зодчий построил просторную баню с двумя бассейнами: белого и желтого мрамора. Царица в сопровождении служанок вошла в первый небольшой зал, где стояли пять высоких пустых кувшинов для парного молока, а в углу на привязи поскуливала желтая собака. По согдийской вере злые духи боятся только этих животных, так как именно они чувствуют их присутствие. Фарангис разделась и нагой вошла в роскошную баню. С ней находились служанки. Одна стояла с зажженной священным огнем в храме свечой. Другая держала собаку на поводке. В присутствии двух сакральных символов Фарангис вошла в малый бассейн, заполненный парным молоком. Зара вошла следом и начала омывать ее тело с головы до ног. После этого царица вошла в другой бассейн с теплой водой и вышла оттуда чистой. После Фарангис вернулась в свои покои. До глубокой ночи она продолжала рыдать в подушку, которая еще хранила запах возлюбленного. От невыносимого горя ей стало казаться, будто Феруз находится рядом. То он лежит рядом, мило улыбаясь, то ходит по комнате, размышляя о жизни. И стоило видению исчезнуть, как Фарангис охватывала тоска, и она снова бросалась на подушку в рыданиях. Временами скорбь царевны сменялась на гнев, и тогда она думала о том, как отомстить подлому Кишвару. Но сделать это было непросто, потому что Бухара нуждалась в нем. Особенно сейчас, когда к городу подступал их злейший враг.
ПОХОРОНЫ На другое утро царица созвала малый совет из десяти самых приближенных ко двору людей. Когда она вошла в тронный зал в траурном синем наряде с золотым венцом и скипетром в руке, изображающем крылатого коня, то все встали и поклонились. Царица не желала скрывать от самых верных подданных свои чувства, кто-то понимал ее, но были и те, кто осуждал Фарангис за вольный нрав. Первым делом царица объявила свою волю о назначении на должность главного советника Годара.– Он предан трону Бухары, – сказала правительница, – и останется таким до конца своих дней. Ко всему он умен, обладает глубокими познаниями и уже показал себя умелым управленцем.
Второй вопрос касался похорон погибшего советника. Фарангис не знала тонкостей обрядовых дел, поэтому обратилась ко всем за советом. Но прежде высказалась сама:
– Похороны должны быть пышными: он этого заслужил. Взгляните вокруг, сколько чудесных домов, садов, водоемов построил в Бухаре этот человек. Такого раньше не видывал наш народ.
И весь совет одобрительно загудел.– Только незрячий не способен заметить такую красоту, – добавила она.
После короткого обсуждения похороны возложили на главу мобедов.– А теперь о самом важном, – заговорила царица, – об арабах, которые уже подошли к Бухаре очень близко. На большом совете мы приняли решение, что не будем вступать в бой, но все же войско должно быть готовым к внезапной войне. Итак, что скажут военные мужи?
Начальник конницы сказал так:– Мои люди готовы к войне, если будет указ нашей царицы. Вчера весь день они точили свои мечи и пики. Пусть нас мало, но мы готовы к смертельной схватке.
Из уст начальника пеших войск прозвучало то же самое. Выслушав их, царица заключила:– Остается надеяться, что и на этот раз арабы пришли сюда ради грабежа и не останутся тут навсегда. Но если захотят покорить нас, как Персию, то станем биться до конца. Пока же нужно искать мира с врагом. А теперь слово начальнику казны: сколько у нас денег с учетом последних сборов? Я должна знать, сколько мы можем заплатить.
С места поднялся седовласый старик с белой бородой и густыми бровями.– С сожалением говорю, что сей год оказался малоурожайным, потому дирхемов собрали меньше обычного. Если эти разбойники запросят совсем много, то не знаю, чем мы станем расплачиваться. Нам самим не хватает денег на содержание войск, покупку оружия, семян для посева. Остается одно: нужно убедить их, что и в самом деле денег у нас мало.
На этом совет завершился. Все удалились, и царица осталась наедине со своими мыслями.
Похороны были назначены на третьи сутки. Царская свита во главе с Годаром верхом прибыли к дому Феруза. Вокруг собралось множество людей в белых одеждах, опоясанных кушти*. Пешим воинам пришлось расчищать путь для знати, выкрикивая: «Царица едет, дайте дорогу, дорогу!» Народ учтиво кланялся правительнице.
В знак траура все женщины царского двора облачились в синие платья, хотя не доводились покойному родней. Но то было веление царицы, которая сказала: «Великий Феруз был нам больше, чем родня». И в то же утро Фарангис велела мастерам отлить бронзовую табличку с его именем, которую установили на стене дворца. Надпись гласила, что дворец был возведен великим зодчим Ферузом.