Забытое королевство

Гуляр Петр

Глава XIII

Свадьбы

Свадьбы в Лицзяне — независимо от того, совершались ли они по любви, — всегда были веселыми и колоритными. Однако какими бы роскошными ни выглядели городские свадьбы, они не могли сравниться даже с беднейшими свадьбами в деревнях. У деревенских жителей было больше свободного времени и места. Запасы продовольствия, к которым добавлялись еще и подарки от соседей и друзей, были богаче, а потому угощать гостей можно было хоть до бесконечности, не переживая, что это обойдется чересчур дорого. Гости из отдаленных деревень могли задерживаться подолгу — в отличие от города, в деревне всегда было где переночевать, если не в доме у жениха, то у соседей. В городе свадьба была происшествием малозначимым и обезличенным, заметным разве что на небольшом отрезке улицы, где она происходила, в то время как в деревне свадьба была важнейшим событием, которым интересовались и в котором принимали участие все местные жители. Его с нетерпением ждали, начиная готовиться к нему за много месяцев вперед. На этом грандиозном светском мероприятии обновлялись и укреплялись дружеские связи с жителями других деревень; кроме того, оно давало возможность повидать старых друзей, живших далеко. Я старательно посещал все городские свадьбы, но вынужден признаться, что особую слабость питал к свадьбам деревенским. Притом чем отдаленнее была деревня и чем примитивнее был живущий в ней народ, тем с большим удовольствием я предвкушал поездку.

В городе приготовления к свадьбе начинались за пару недель до назначенного дня церемонии. Сидя в винной лавке г-жи Ли, я мог без труда наблюдать небольшую процессию, проходившую мимо, — обряд «посылания вина». В ходе этого обряда представители семьи жениха официально сообщали день и час свадьбы родителям невесты. Около десятка замужних дам в восхитительных нарядах — новых черных митрах, шелковых блузах, подпоясанных широкими поясами, шелковых шароварах, плотно подвязанных у лодыжек, и вышитых тапочках с загнутыми носами — шагали по улице строем, как солдаты, по четыре в ряд, глядя прямо перед собой и не поворачивая головы. За ними следовали около десятка незамужних девушек-паньцзиньмэй, одетых похожим образом, за исключением митр, которые им заменяли экзотические черные китайские шапочки с красными розетками; волосы их были заплетены в длинные косы. Возглавляла шествие дама с начищенным медным чайником вина, украшенным красными бумажками, на которых были написаны приносящие удачу китайские иероглифы. Еще одна дама несла на медном подносе пару нефритовых браслетов. У других на подносах лежали гребешки, флаконы духов, зубные щетки, пудреницы и так далее. Каждая из дам и девушек держала в руках поднос с каким-нибудь предметом женского туалета. Они церемонно, в полном молчании вышагивали по улицам, давая прохожим понять, что счастливый день свадьбы не за горами.

Перед свадьбой еще одна процессия приходила в дом жениха, неся с собой приданое невесты — мебель, постельное белье и кухонные принадлежности из полированной меди и латуни. Тяжелые предметы несли на бамбуковых бревнах мужчины, а все остальное перетаскивали в корзинах женщины. Приданое составляли платяные шкафы, столы, стулья, пара латунных плевательниц, часы, два тяжелых стеганых одеяла в вышитых шелковых пододеяльниках: одно с драконом — для жениха, второе с фениксом — для невесты. За ними следовала кухонная утварь — медные ведра, тазы, хо-го, самовары, черпаки, кувшины и кастрюли. Длинную процессию замыкали носильщики с тяжелыми деревянными сундуками на ножках, выкрашенными в бледно-красный цвет и закрытыми на тяжелые резные замки необычайной красоты — в них хранилась одежда молодых на все возможные случаи.

В знаменательный день можно было увидеть, как гости стекаются к дому жениха. Нарядно одетые мужчины, старые и молодые, неспешно шли поодиночке или небольшими группами. Однако женщины всегда вышагивали строем, целыми взводами, с матерями семейств впереди и незамужними девицами в арьергарде. Каждая из них несла очередной поднос с подарком, выложенным на видное место посредине, даже если это был крошечный красный пакетик с парой серебряных долларов.

После прибытия в дом каждого гостя вежливо приветствовал жених, одетый, по образу и подобию китайского аристократа, в темно-синий шелковый халат и черную шелковую магуа (куртку), в китайской либо европейской шляпе и с большой розой из красной бумаги, приколотой на груди. Гость тут же проходил внутрь, к столу, обычно стоявшему в углу, и передавал свой подарок мужчине, который записывал все подарки в особый реестр на красной бумаге. Если дарились деньги, их количество и имя дарящего скрупулезно заносились в список. Если подарок представлял собой меру риса с четырьмя головами тростникового сахара, как это часто случалось на деревенских свадьбах, рис взвешивали, а сахар оценивали исходя из размеров голов и опять же заносили в реестр вместе с именем, полом дарителя и названием деревни, из которой он происходил. Впоследствии жених или его отец подносили гостю чашку чаю. На этом обязанности гостя кончались, и он мог приступать к общению с другими приглашенными. Дамы обычно присоединялись к матери жениха в соседней комнате. Затем все ждали прихода невесты, которая должна была добраться до дома жениха к часу, заранее назначенному астрологом. Опаздывать было нельзя, и поскольку ни в городе, ни в деревне точных часов ни у кого не водилось, невеста обычно прибывала намного раньше положенного.

Невесту несли в паланкине двое мужчин-миньцзя. Наряд ее всегда состоял из розового шелкового платья в старом китайском стиле, дополненного сложным голов-ным убором из искусственных жемчужных бусин, помпонов, сказочных птиц и других украшений. Все это убранство обычно бралось напрокат вместе с паланкином в том или ином из городских свадебно-похоронных бюро. Поскольку невеста появлялась слишком рано, ей нередко приходилось дожидаться наступления назначенного момента в паланкине час, а то и два. Во время ожидания невеста должна была изображать верх скромности, так что обычно она прикрывала лицо красным шелковым платком. Наконец время наступало, две подружки забирали ее из паланкина и подводили к воротам. Взрывались петарды. Невеста перепрыгивала через огонь, зажженный у порога, и присоединялась к жениху. На молодых бросали рис, а затем девушку, окруженную толпой паньцзиньмэй, поспешно препровождали в разукрашенные покои невесты, где она и оставалась на протяжении большей части следовавшего за этим пиршества. Особых брачных обрядов, как правило, не было. Того, что невеста на глазах у всего честного народа переступала через порог дома жениха, было достаточно, чтобы считать ее его законной женой.

К этому моменту дюжины столов и скамеек, главным образом одолженных у соседей, уже были готовы для традиционного свадебного застолья; столы сервированы палочками и чашками для вина. Гостей не нужно было упрашивать — спустя минуту все сидели за столами и ели. Женщины сидели с женщинами, мужчины — с мужчинами. Время от времени столы обходили жених и невеста. За ними следовал шафер с подносом, уставленным чашками с вином. Молодые кланялись гостям, те вставали и опустошали предложенные чашки, жених с невестой еще раз кланялись и шли к соседнему столу. По неписаному обычаю, гости не засиживались за угощением. Покончив с последней чашкой риса, они тут же вставали; столы поспешно убирали и накрывали заново, и за них усаживалась очередная толпа гостей. Эта застольная эстафета продолжалась часами. Отобедавшие гости не задерживались и в доме: они тут же отправлялись к себе. Так обычно выглядели свадебные торжества в городе.

Одной из лучших деревенских свадеб, на которой мне довелось присутствовать, была свадьба моего друга Уханя. Я много лет ждал этого счастливого события и пришел в восторг, когда однажды услышал от матери Уханя, что та наконец отдала последний взнос за его невесту и теперь пара наконец-то сможет соединиться узами брака. Я знал, что этот семейный союз будет и впрямь счастливым благодаря одной уникальной особенности: Ухань уже был знаком со своей будущей женой и любил ее, а она любила его. Как я уже пояснял ранее, такие радостные совпадения в системе насийских брачных обычаев были крайне редки. Я также знал, что Ухань — парень не бедный и не жадный, что друзья и родня его любят и что он позаботится о том, чтобы о его гостеприимстве на свадьбе вспоминали еще долгие годы. И действительно, список приглашенных казался бесконечным. В него вошли даже г-жа Ли с ее мужем, хотя сложно было представить себе, что эта занятая и важная женщина найдет время на визит. Красные пригласительные карточки получили все мои домочадцы, включая повара, а также служащие моей конторы.

Все они долго совещались о том, сколько денег каждый из приглашенных должен послать в подарок, что надеть и как организовать поход на праздник таким образом, чтобы не оставлять дом совсем без присмотра.

Перспектива провести два-три дня у Уханя в деревне, повидать старых друзей и завести новые знакомства была весьма привлекательной. Крестьяне в тех краях принимали меня как своего, и я знал, что отнесутся ко мне тепло и по-дружески. Я давно заверил Уханя, что никаких особых поблажек и удобств мне не требуется, и всегда настаивал на том, чтобы он обращался со мной так же, как и со своими друзьями-наси. Я сообщил ему, что, как и другие, приеду со своей постелью. Он попросил, чтобы я приехал пораньше, вечером накануне дня свадьбы, и прислал мула для перевозки моего багажа. Поскольку в Лицзяне для жениха считалось верхом элегантности жениться в костюме западного образца, я одолжил Уханю один из лучших своих костюмов, рубашку и галстук. Он был намного выше меня, однако в деревне на это никто смотреть бы не стал — само наличие костюма было куда важнее, чем то, насколько он хорошо сидел.

Почти каждый день, прожитый в Лицзяне, походил на праздник. Таков уж был этот край вечной весны. Однако день, когда я отправился пешком на свадьбу к Уханю, казался еще ярче обычного. Красота этой райской долины не приедалась и не страдала однообразием. Все здесь ежедневно менялось, каждый день привносил что-нибудь новое и замечательное. Снежная гора была не шаблонным нагромождением мертвых камней, льда и снега, а живой богиней со своим жизненным укладом и настроениями. Она менялась каждую минуту — укутывалась облаками и сбрасывала облачный покров, обвивалась у подножия лентами белого тумана, устремляла в лазурное небо белый снежный султан. Вершина горы, напоминавшая огромный развернутый веер, испускала золотые и серебряные лучи. Журчание бегущих в долину ручьев мешалось с песней жаворонка и криками цапель. Каждый день расцветали цветы новых видов и оттенков, и воздух всегда был напоен их ароматом. Все в этой чудесной долине, казалось, сверкало и искрилось — природа дышала, двигалась, улыбалась. Каждая загородная прогулка волновала сердце и воспринималась словно откровение — теплый ветерок пьянил, волны зеленых холмов, казалось, вот-вот начнут перекатываться, ручьи вились и пританцовывали, в воздухе порхали птицы и бабочки. Радовались и люди — в этом укромном райском уголке они то и дело улыбались, смеялись и пели от полноты счастья.

Дом Уханя стараниями хозяев превратился в волшебный дворец. Конюшни, сараи и старый двор куда-то исчезли. На их месте возникли анфилады свежих, элегантно обставленных комнат, украшенных резными ширмами и богатыми тибетскими коврами. Широкие скамейки вдоль стен также были покрыты коврами. Над двором протянули широкий полосатый навес, а землю под ним устилал ковер из свежих сосновых игл. Все некрасивые углы и щели были прикрыты сосновыми ветками и гирляндами из полевых цветов. Под навесом развевались цветные бумажные ленточки, а посредине покачивался большой шар из дутого стекла. В сарайчике за задней стеной была устроена временная кухня, на которой уже возились женщины, готовя угощение для завтрашнего пира.