Забытые чувства
Шрифт:
– Я думал, потный Бенито не в твоем вкусе. – на полном серьезе выпаливает Дарио.
Мои кулаки непроизвольно сжимаются, и я отвечаю:
– Так и есть, можешь в этом не сомневаться.
В его глазах вспыхивают искры веселья.
– И кто же это несчастная? – интересуется Марко, выгнув бровь.
Я пожимаю плечами.
– Понятия не имею. Отец предоставит мне варианты.
Раздается телефонный звонок. Я встаю и направляюсь к куче своих вещей. Подняв пиджак, достаю телефон из внутреннего кармана.
Габриэль.
– Слушаю. – отвечаю я.
– Это насчет Чикаго.
– Понял. Через час жду у себя.
***
Лифт открывается. Входит Габриэль.
Мы с братьями ждали его в моей гостиной. Дарио наложил швы на бровь Марко. На моем лице ни царапинки.
На долю секунды Габри задерживает свое внимание на лице Марко, затем тут же переключается на меня.
– Выкладывай, что узнал. – требую я, откинувшись на спинку дивана.
– Мой источник сообщил, что Сандро нацелился на Атланту. – мужчина проходит в гостиную и опускается на диван рядом с братьями напротив меня.
– Атланта? – переспрашивает Дарио, лениво развалившись на подушках.
– Атланта и Майями еще несколько лет назад принадлежали мексиканцам. – начинает пояснять Марко. – Но они погрязли в войнах между собой и разорвали территорию на части.
– Теперь Сандро хочет ее себе. – вслух размышляю я.
– Что если мы первыми заберем ее? – предлагает Дарио.
Я качаю головой:
– Отец не станет вынимать голову из задницы, когда у него под боком есть враг. Он слишком стар для этого. Так или иначе, Чикаго дышит нам в спину.
Мне нужен мощный союзник. Кто-то, у кого есть ресурсы.
– Тогда у нас остается только один вариант. – бросает Марко, поднимая на меня свои зеленые глаза. – Мы должны найти способ убить отца и всех, кто ему верен. Ты должен стать боссом Этерно.
6
Солнце бьет в открытое окно, отбрасывая мою тень на письменный стол. Веду указательным пальцем по столешнице. Мне все еще мерещатся капли крови. Кажется, будто они впитались в дерево намного глубже, чем видно глазу. Кровь моего отца. Семь часов назад. Всего семь часов назад мы нашли здесь его тело. Ровно на том же месте, где я сейчас сижу.
Его консильери, теперь уже мой консильери, Энцо, рассказывает обо всех формальностях и, как он это называет, трудностях, с которыми мне предстоит столкнуться. Я всматриваюсь в его бледные серые глаза, морщинистое лицо и не думаю ни о чем, кроме отсутствия у меня каких-либо эмоций. Никаких ощущений. Я ничего не чувствую, и это немного пугает.
Разве я не должна была почувствовать хотя бы что-то после смерти отца? Облегчение? Сколько там стадий горя? Пять? Отрицание. Гнев. Торг. Депрессия. И принятие. Возможно ли проскочить сразу к принятию? Потому что в данный момент это все, что я испытываю. Когда были убиты Лукас с Лео все было иначе.
Откинувшись на спинку кресла, я стараюсь еще раз вникнуть в то, что пытается донести до меня Энцо.
– Обстоятельства смерти вашего отца должны оставаться в строжайшей секретности.
…в строжайшей секретности.
Этот мужчина похож на смерть. Такой худой и длинный, его кожа почти просвечивает внутренности. А черный костюм? Ему только косы не хватает.
– Ты о том, что он застрелился? – уточняю, поправив черные кожаные перчатки.
Он морщится, словно я сказала, что-то из ряда вон выходящее.
– Да.
– И какова официальная причина смерти? – отстраненно спрашиваю, проведя кончиками пальцев по столешнице. Дерево темное. Даже если кровь и осталась, ее просто не видно.
– Остановка сердца.
Я киваю, не глядя на него.
– В котором часу похороны?
– К трем часам прибудет священник. К тому времени, все уже должны быть на кладбище.
Снова киваю.
Раздается слабый стук в дверь.
– Входи, Бьянка. – чуть громче говорю я и поднимаю взгляд на Энцо. – Можешь идти.
Он был предан отцу, предан Короне, но его неприязнь по отношению ко мне прямо таки очевидна. Точнее, даже не ко мне, со мной проблем у него нет. Думаю, его скорее беспокоит отсутствие члена между моих ног. Сама идея женщины-босса вызывает у него неприязнь.
Они с Бьянкой сталкиваются в дверях. Сестра бросает на него мимолетный взгляд и направляется ко мне с небольшим подносом. Когда дверь за Энцо закрывается, она выпаливает:
– У меня от него мурашки по коже бегут. – ставит поднос прямо передо мной. – Кофе и сыр. Ты ведь еще ничего не ела.
Я не голодна, но от кофе в жизни бы не отказалась. Ночь была длинной.
Бьянка присаживается на край стола с моей стороны и поднимает глаза к окну. Днем отец обычно закрывал шторы, потому что эта сторона солнечная. Я же впустила как можно больше света намеренно. Нужно было убедиться, что Агата смысла всю кровь со стола.
Глаза Бьянки слегка покрасневшие. Видимо, она тоже провела всю ночь на ногах.
– Как Каллиста? – спрашиваю, сделав глоток кофе.
Мачеха единственная, кого так сильно потрясла смерть Карлоса Эспасито.
– Истерила всю ночь. Эдда дала ей успокоительное, и она заснула пару часов назад.
– Как сама Эдда?
Она пожимает плечами, склонив ко мне голову.
– Как обычно, наверное.
…как обычно…
Что вообще попадает под категорию «обычно»? Если отец не оставляет даже записки перед тем, как застрелиться, это обычно? Энцо только сказал, что все активы семьи теперь принадлежат мне, за исключением того, что записано на сестер. Можно ли это считать предсмертной запиской? Я имею ввиду его завещание, в котором он оставил свою жену ни с чем. Даже этот дом отец отдал мне. Мне.