Забытые генералы 1812 года. Книга первая. Завоеватель Парижа

Курганов Ефим Яковлевич

Ланжерон поклонился, тряхнув своей роскошной тёмной шевелюрой с чуть синеватым отливом. Императрица продолжала:

– Но у меня к вам есть ещё просьба, мой юный друг. Я хотела бы иметь в своём распоряжении подробные военные отчёты о ходе боевых действий против армии бунтовщиков. Могу ли я на Вас рассчитывать? Я видела вашу записку о взятии Измаила – она очень толково составлена. Я вам вполне доверяю. Ну, так как, шевалье? Как, мой милый маркиз де ля Косс?

Ланжерон,

не раздумывая, согласился. Императрица растрогалась, радостно улыбнулась и протянула Ланжерону руку для поцелуя – это означало, что разговор окончен.

Шевалье подошёл к государыне, обратив вдруг внимание, что её ставшее с некоторых пор блинообразным лицо всё плывёт в багровых пятнах (он вдруг представил обвисший блинный круг с растекающимися капельками смородинового варенья на нём).

Стараясь не глядеть на лицо Екатерины, Ланжерон прикоснулся губами к её протянутой руке. Тут он заметил, что голова государыни как-то странно клонится вниз, и тут же почувствовал, что её губы впились в его колено.

Шевалье внутренне вздрогнул от отвращения, но как только присосавшиеся было к его колену губы государыни на миг отвалились, он ринулся вон из кабинета.

Императрица Екатерина II дала Ланжерону личное поручение, отправив его вместе с другим знатным эмигрантом – уже упоминавшимся герцогом Ришелье – в австрийский корпус принца Саксен-Тешенского, стоявший в Нидерландах. Ланжерон должен был не только воевать, но и доставлять императрице сведения о ходе военных действий. Он участвовал в сражении под Гризуэлем, и других.

В сентябре 1792 года Ланжерон поступил в армию французских эмигрантов, под начало братьев короля Людовика XVI. В составе этой армии он совершил походы в Лотарингию и Шампань, принимал участие в сражениях при Вердене и Тионвилле.

Затем Ланжерон воевал в составе австрийской армии принца Саксен-Кобургского. Он участвовал в сражениях при Мобеже, Ландресси, Линнуа, Тюркуанэ, Турнэ, Флёрюсе, Розендале, а также при осадах Валансьена, Дюнкирхена, Дюнельдорфа. Для союзников война окончилась неудачно. После того, как австрийские войска отступили за Рейн, Ланжерон возвратился в Петербург.

В 1895 году француз Пенго издал записки Ланжерона, посвящённые антифранцузской коалиции 1792–1794 годов: «L'invasion austro-prussienne 1792–1794».

30 июля 1794 года Ланжерон был переведён в Малороссийский гренадерский полк. Знаменитый русский полководец П. А. Румянцев, бывший шефом этого полка, назначил его полковником. 28 июля 1796 года, на самом исходе царствования Екатерины II, бригадир Ланжерон стал командиром Малороссийского гренадерского полка.

В своих записках граф Ланжерон оставил в высшей степени выразительную, яркую картину эпохи Екатерины II. Особенно подробно он остановился на феномене фаворитизма, дав его продуманную, достаточно критическую характеристику,

не заключающую при этом в себе ни тени пасквильности.

Феномен фаворитизма Ланжерон прежде всего рассматривает сквозь призму личности Г. А. Потёмкина, самого выдающегося, самого незаурядного любовника Екатерины II.

Ланжерон находил, что последние годы царствования Екатерины были для русского общества временем деморализации и общего упадка. Он считал для России страшным злом фаворитизм, высокомерие высших чиновников, произвол в администрации, продажность чиновников, расстройство системы финансов, отсутствие контроля над образом действий служащих.

В образе действий Потёмкина и его приватном поведении, как был убеждён Ланжерон, были сфокусированы многие отвратительнейшие недостатки общественного и политического строя России. Ланжерон отмечал в своих записках вредное влияние фаворитов на дела, нарушение интересов государства и народа вследствие эгоизма авантюристов. Эксплуатация ресурсов России в пользу крупных аферистов вызывала крайнее негодование эмигранта.

Фаворитизм, по мнению Ланжерона, во многом содействовал порче нравов, благодаря тому обстоятельству, что все без исключения, зная о расположении императрицы к Потёмкину, Зубову и другим, униженно раболепствовали перед фаворитом.

Чванство временщика, унижение окружавших его лиц, грубое обращение Потёмкина даже с родовитыми, титулованными особами, рабское отношение к нему даже столь достойных военачальников, каковы были Репнин, Суворов и другие – всё это не могло не производить отталкивающего впечатления на иностранца, который привык видеть совсем иное в своём отечестве.

Ланжерон, находившийся под влиянием утончённости французских нравов предреволюционной эпохи, вежливости в обращении начальников с подчинёнными, был крайне неприятно поражён бесцеремонностью обращения Потёмкина со всеми без исключения и отсутствием чувства собственного достоинства в лицах, окружавших главнокомандующего.

Ланжерон заявил в своём дневнике, а потом перенёс в текст своих записок следующее рассуждение:

Я готов оказывать почтение истинно великим людям, каковы, например, были Тюрен, Люксембург, принц Евгений Савойский или австрийский генерал Лаудон. Но торчать в передней выскочки вместе со всеми его окружавшими лакеями мне казалось невыносимым унижением (Se voir confondu dans l'antichambre d'un parvenu avec tous les valets qu'il traine apr`es lui, cette bassesse me parut impossible `a supporter).

Ланжерон привёл в своих записках разные случаи неблаговидного образа действий Потёмкина в обращении с людьми достойными и способными. Наглость (insolence) князя раздражала всех и каждого. Так, например, он терпеть не мог графа Штакельберга, потому что этот дипломат отличался необычайными талантами (Stackelberg avait de grands talents, et c'etait un crime que le satrape pardonnait rarement).

Сообщил Ланжерон и случаи грубого обращения Потёмкина с генералиссимусом Суворовым.