Забытые острова
Шрифт:
В одном месте берег совсем оранжевый: камни, оказывается, покрылись лишайниками. Стал приглядываться к маленьким обитателям острова. Из-под ног во все стороны прыгают кобылки, кузнечики. Очень много здесь кобылок! Почти на голых скалах обосновались многочисленные молодые каракурты. Сейчас они в красивом цветастом наряде: черное брюшко украшено ярко-красными пятнами, отороченными белыми каемками.
Находка ядовитого паука казалась необыкновенной. На материке он стал редок. Засуха, перевыпас сказались на его численности. А здесь этот опасный для человека и домашних животных паук сохранился и, судя по всему, процветает, возможно, еще и потому, что на остров не проникли
Каракурты могли сюда попасть молодыми паучками, едва выбравшимися из коконов, по ветру на паутинках. Еды на острове хватает — комариков-звонцов масса. А вот скорпион и фаланга не добрались до этого райского уголка: ни плавать, ни летать они не умеют.
Брожу по острову, почти обошел его со всех сторон. Кажется, все примечательное заметил, но случай преподносит еще сюрприз. На мысе голые кустики прошлогоднего кендыря сплошь увиты беспорядочными нитями и белыми, плотными, размером чуть больше наперстка паучьими логовищами. Тут настоящая община благожелательно относящихся друг к другу хищников, пауков аранеа корнутус. Редкое явление общественной жизни среди пауков. Все паучье население сидит в глубине своих паутинных сооружений. Яркое дневное солнце и ветер, видимо, располагают их к лени.
Осматриваю логовища обитателей острова и всюду вижу толстых паучих. Кое-где с ними мирно соседствуют самцы. Рисунок брюшка однообразен, напоминает что-то похожее на крест с двойными перекладинами и большим черным пятном. Но цвет варьирует в очень широких пределах — от светло-серого до темного и кирпично-красного.
Паучья компания живет по строгому распорядку: все население состоит из взрослых, все напитались, почти закончили брачные дела, должны откладывать в коконы яички. Не без труда нахожу кокон. Вопреки паучьему этикету при нем нет родительницы, и его охраняет самец. Осторожно отталкиваю его в сторону, но он с самоотверженностью, достойной настоящего мужчины, пренебрегая опасностью, возвращается обратно.
Больше нигде нет скопищ общественных пауков. Верные своим обычаям, они поселились только в одном месте острова тесной, сплоченной общиной. Так, видимо, легче жить.
Три маленьких острова длиною не более двадцати — тридцати метров примыкают почти вплотную к самому ближнему к Чаганаку лесному острову. При нашем приближении с них поднимается в воздух целая туча крачек и начинает истерическую какофонию. Здесь их прибежище, уже с лодки видны крошечные пухляки. На самом острове обосновались чайки, и мы пытаемся быстро миновать птичьи владения, усиленно всматриваясь под ноги. Крошечные пушистые птенчики прижались к камешкам — не отличишь. Кое-где в ямках на земле лежат пестренькие яички. Чайки быстро успокаиваются, едва мы минуем их поселение.
Почти половина острова занята огородниками. Стрекочут моторы, подающие воду. Здесь для чаек человек привычен, и я радуюсь мирному соседству. Птицы благоденствуют благодаря человеку: хищники сюда боятся заходить. Вижу помет зайцев.
— Их на нашем острове много! — говорит один из огородников. — Живут сами по себе, овощ не трогают.
Но насекомых нет: ни кобылок, ни каракуртов, ни общественных пауков. Все они съедены чайками.
Остров, будто крепость, обнесен со всех сторон высокими береговыми валами из мелкой черной гальки. Озеро отошло от берегов, и валами завладели высокие луговые травы, тростники да кустарники.
Наш
Видение было настолько необычным, что я, поражённый, застыл от неожиданности. В голове пронесся вихрь мыслей о каких-то совершенно необычных животных. Осторожно, сдерживая дыхание, медленно шагнул вперед… Тогда и разглядел обладателей чудесных фонариков: ночных ящериц — сцинковых гекконов.
Их было двое. Один из них, очевидно не выразив желания со мною знакомиться, сверкнул красным зловещим отблеском глаз и юркнул в ближайшую норку, другого же я успел накрыть ладонью и прижать к песку.
Утром внимательно разглядел пленника. Это было очень своеобразное существо: большеголовое, тело раскрашено широкими полосами и покрыто крупными чешуями. Что-то в нем чудилось очень древнее и неземное. Геккон передвигался не спеша, будто неуверенно, как ребенок, делающий первые шаги, покачивая большой головой с круглыми глазами. Но иногда это меланхоличное создание неожиданно совершало резкие скачки и, как бы желая наказать меня за излишнее любопытство, ощутимо кусало мои пальцы. Победить недоверчивость геккона казалось невозможным. Всем своим поведением он показывал неприязнь, а глаза его глядели с какой-то особенной безучастной скорбью.
Виновниками же ночной тревоги собаки были джейраны (я узнал по следам). Они тихо подошли почти к самому биваку, потоптались и потом ускакали.
Два дня пришлось отсиживаться на берегу. На озере разыгрался шторм. Сильный восточный ветер гнал бесконечные волны, они обрушивались на берег и откатывались обратно. Не желая терять зря времени, брожу по пустыне. Недалеко от берега, в понижении между холмами, нашел большой солончак. В этом месте когда-то было озерко. Но упал уровень Балхаша, озерко усохло, вода из него ушла под землю и оставила большое белое пятно в бордюре зеленых солянок да мелких кустарничков.
По краю белого пятна слегка вспухла и растрескалась на многоугольники земля, на небольшой глубине располагается влажный слой почвы. Вот большое темное отверстие крупной норки. Направляю туда лучик солнца, отраженный от зеркальца, и в глубине загораются, переливаясь всеми цветами радуги, будто драгоценные камни, глаза. Я хорошо знаю их обладателя — крупного паука южнорусского тарантула.
Недалеко от него аккуратная воронка. На ее дне, зарывшись в мелкую пыль, затаилась хищная личинка муравьиного льва. Еще видны круглые норки, опускающиеся вниз по прямой линии. Это жилище и ловушка другого хищника — личинки жука-скакуна. На голой и пока еще влажной земле видны маленькие комочки, а под ними крошечные жужелички.