Забытые острова
Шрифт:
Я прошел уже более полукилометра, а шествию гусениц нет конца. Они пришли сюда с береговой растительности, отправились в вояж все вместе, повинуясь какому-то загадочному и единовременному для всех повелительному сигналу.
Возможно, инстинкт расселения повелел гусеницам отправиться в путь потому, что стало тесно, не хватает еды, возникла угроза опустошительного заразного заболевания, возникающего при массовых размножениях и частом контакте друг с другом. Впрочем, у этой бабочки переселения гусениц могут быть обыденными. Если самки бескрылы, безноги, безглазы и сидят на одном месте, где окуклились, кому же расселяться, как не гусеницам? На суше эта черта поведения полезна и необходима.
Встреча с гусеницами задержала поход по острову. Но я рад. Какой сегодня удачный день: сразу три интересные находки! И я продолжаю наблюдения…
Сейчас дует прохладный ветер, не жарко и песок не нагрет, иначе пришлось бы нелегко гусеницам на горячем берегу. Наблюдая гусениц, еще раз убеждаюсь в том, что приспособляемость к окружающей среде прежде всего обеспечивается изменчивостью поведения, за которой уже следует изменчивость и в строении тела. Вот и здесь автоматизм гусениц в переселении тоже оказался неодинаковым. Я вижу, как часть гусениц повернула обратно, как бы убедившись в бесполезности и небезопасности заранее взятого направления пути по острову. Некоторые гусеницы, испытав удар набежавшей волны, резко меняют путь и уходят от опасности, заворачивая к сухому берегу, тогда как другие настойчиво отдаются во власть волн. И наконец, у части гусениц-путешественниц будто угасает инстинкт к смене мест, и они начинают искать укрытия, где можно передохнуть, собраться с силами после долгого похода. Кое-кто из них забирается на верхушки случайно оказавшихся на пути былинок, кое-кто прячется в тень под вынесенную прибоем всякую рухлядь, хотя еще не жарко, и немало тех, кто продолжает путь по песку.
Золотой пляж кончается. Далее идут скалистые обрывы. Здесь нет береговой полосы растений, нет и гусениц. Теперь мне остается пересечь остров в обратном направлении. Неожиданно из-за сопки выскакивают три сайгака и, опустив книзу горбоносые головы, уносятся за горизонт, поднимая ударами копыт облачка пыли. Забрели сюда во время зимних кочевок и остались.
На следующий день наша лодка вновь мчится наперерез волнам, дует свежий ветер, и брызги воды обдают лицо и одежду. Со скалы снимается большой орлан-белохвост, за ним с криком гонится крачка.
В белом утесе, он почти на самом северном краю острова, волны выбили большие ниши: крупные камни и обломки скал усеяли весь берег. Но почему белые камни, расположенные под нишами, пестрые, все в черных точках? Поднимаю кверху голову: всюду в нишах расселись большие и хорошо знакомые по лесным островам пауки. Скалы увиты паутиной, в углублениях видны их паутинные трубки, набитые коконами с яичками. Но здесь пауки сидят открыто, им не нужны паутинные логовища, разве что на первое время после изготовления коконов и откладки яичек. Неплохое место выбрали для себя прожорливые хищники! Сюда, в ниши, набивается масса ветвистоусых комариков, и паукам вдоволь еды.
Тут же, по камням, бродят маленькие пауки-скакунчики и пауки-бокоходы. Им тоже перепадает немало добычи. Ползет обыкновенный тарантул ликоза зингориензис. В челюстях он тащит полувысосанного паука-аранеу. Тарантул большую часть жизни проводит в своем жилище — вертикальной норке. В ней он и охотится на случайно заползающую в его убежище добычу. Норки свои покидают только самцы, когда приходит время разыскивать самок, да самки с паучками, когда необходимо их расселять. А здесь тарантул — как бродячий паук-охотник!
Ловко перебирая паутинные нити ногами, тщательно обследует ниши изящная оса-сцелифрон. Она охотница за цветочными пауками, которыми кормит своих личинок. Неспроста тут сцелифрон. Видимо, намерен на камнях построить гнездо из глины для своего потомства.
Выбираюсь на берег. Мне предстоит теперь обследовать вторую, северную часть острова. И вдруг вижу несколько небольших, сложенных из камней курганов. Два из них — на самом краю скалистого обрыва, один полуразрушен обвалившимся берегом. Без сомнения, курганы были сооружены не на краю обрыва, а вдали от него, но прошли тысячелетия, берег, разрушаемый волнами, подвинулся. Потом всюду по берегу, на холмиках и небольших возвышениях, вижу небольшие курганы, тоже сложенные из камня. Всего их, наверное, не менее сотни. Теперь я уже не сомневаюсь: Каменный остров служил некрополем древним жителям этой земли и, видимо, был поэтому своеобразным заповедником.
Постепенно перебираюсь к восточному берегу и попадаю в царство высоких скалистых обрывов. Волны без устали разрушают их основания. Вершины, нависшие над озером, раскалываясь от собственной тяжести, обрушиваются на берег громадными глыбами. Кое-где на берегу большие ниши, в нескольких из них вода. Не про такие ли ниши мне говорили рыбаки — якобы в них, по рассказам стариков, прежде жили громадные, толщиной чуть не с бочку, змеи. Народная фантазия безгранична!
Очень хороша одна ниша — пещера. Узкий ход в нее приводит в небольшое отверстие — естественный дымоход. Не поэтому ли на стенах этой маленькой пещеры видны следы от копоти костров? Возможно, она не раз служила приютом рыбаков, охотников и отшельников.
Кое-где возле обрывов расположены небольшие рощицы тамарисков и чингиля. Они очень оживляют ландшафт суровых и диких скал.
В этом конце большой и обрывистый утес слегка отошел от берега, и на его вершине орлы сложили из прутьев гнездо. Птицы пользовались им много лет, обновляя каждый год свое строение. Гнездо почти цилиндрическое, больше метра высотой. Но какой-то бездушный негодяй вбил посредине гнезда большой кол, сделав тем самым жилище непригодным для птиц. С трудом перебираемся на утес и вытаскиваем кол.
После долгого пешего пути по острову приятно сидеть в лодке, ощущая ее стремительное движение. Стрекочет мотор, и мы весело мчимся мимо высоких скал.
Кончились скалы, и перед нами знакомый золотистый песчаный пляж. С него снимается стая диких гусей. В воздухе проносятся с мелодичными криками чернобрюхие рябки, на большом камне сидят и, как всегда, галантно раскланиваются каменки-плясуньи.
Пристали к песчаному берегу узнать, что стало с гусеницами-путешественницами. Паломничество в неведомые края закончилось. Нет более легиона гусениц, перекатываемых ветром по песку, нет и погибших у прибойной полосы. Но кое-где видны еще скопления неудачных путешественниц: в теневых участках возле камешков и разного мусора, выброшенного на берег волнами. Сюда они спрятались на самое жаркое время дня и, видимо, как только похолодает, расползутся в разные стороны. Инстинкт расселения угас.
Вот и самая южная оконечность острова с замечательными курганами. Впереди пролив, вдали за ним на темной полоске берега едва различимыми точками видны наша машина и желтые палатки рядом с нею.
Покидая живописный Каменный остров, я думаю о том, что из всех островов он, пожалуй, наиболее интересен. Как было бы хорошо организовать на нем заповедник! Этот необыкновенный по красоте и многообразию ландшафтов уголок достоин того, чтобы сохранить его природу.
После Каменного острова у нас трудный пробег через город Балхаш. Трудный потому, что мы, избалованные, не можем заставить себя остановиться на берегу озера с многочисленными следами, оставленными автомобилистами-туристами. Там, где валяются консервные банки, бутылки, обрывки бумаг, где природа осквернена, чувствуешь себя неуютно, как в грязной комнате, на душе тяжело, и синее озеро теряет свое обаяние.