Забытые острова
Шрифт:
Крачки занимали два участка — узкие полосы земли с редкой растительностью. Здесь располагались их гнезда. Галки заселили прибрежные кусты и самую высокую часть, поросшую высохшими злаками. Если какая-либо из галок приближалась к территории, занятой гнездами крачек, на нее тотчас же с криками нападали хозяйки. Неприкосновенность границ соблюдалась строго.
К гнезду орла никто не подлетал — ни крачки, ни галки. Но если воспитатель птенцов поднимался в воздух, одна крачка все время его преследовала. Одна и та же? Возможно, когда-то орел или кто-либо из его сородичей нарушил нейтралитет, чем-то ее обидел…
Восточная сторона островка, обращенная к открытой части озера, образована обрывистыми скалами. Здесь нашли прибежище голуби. Они уже вывели птенцов и посещают остров по старой памяти. Голуби — отличные летуны и на кормежку могут летать за многие километры.
Берега острова усеяны рыбьими костями. Немало и черепов грызунов, видимо пищух. Большие чайки ловят их на материке, а здесь отрыгивают их кости погадками.
Возле кустов шиповника с подветренной стороны держались стрекозы-стрелки. Они охотились на комариков, поднимаемых порывами ветра с густых зарослей растений. На яркой сине-зеленой площадке, поросшей эфедрой, сидело множество жуков-коровок, их личинок и куколок. Жуки тоже охотились на комариков, только мелких, прячущихся от ветра на земле.
Галоши — лучшая обувь для поездки, в них можно забраться в лодку с воды. Но ходить в них по земле неудобно. Я снял галоши и стал надевать захваченные с собой ботинки. В одном из них нога натолкнулась на что-то твердое, оказывается, на кусок жареного сазана. У нашего Кирюшки утром не бывает аппетита, и свою порцию еды он прячет, дома же для этой цели любит использовать тапочки. Мы обрадовались Кирюшкиному подарку. Завернули в бумагу. Может быть, пригодится. Кто знает, сколько придется еще здесь торчать в ожидании хорошей погоды.
Приближался вечер. Далекие пустынные берега Балхаша все еще покрывала пелена пыли — свидетельство продолжающегося урагана. Стали готовиться к ночлегу. Выкопали ямки-постели, вокруг них нагребли валики от ветра, натаскали сухого валежника и… спохватились: оба некурящие, не взяли с собой спичек.
Но Балхаш сжалился над нами. Поздно вечером ветер стих, исчезли белые гребешки на волнах, и тогда наш «Пеликан», подпрыгивая и звонко шлепая о воду своим широким дном, благополучно доставил нас на бивак.
По берегам озера
Утренний воздух еще прохладен и свеж. В щелке лобового стекла поет ветер тихую песенку. Однообразие бега машины сперва успокаивает, потом начинает усыплять. Для водителя такое состояние самое опасное. Мои же спутники давно залегли, оставив меня со своими мыслями. И вдруг необычное! Над дорогой реют стрекозы, целая стая! Проходит десяток минут, а наша машина всё еще их не миновала. Скорость полета стрекоз небольшая, около двадцати — тридцати километров в час, друг от друга они не особенно близко, выдерживают дистанцию в несколько метров. Воздушная армада движется по ветру на запад, насекомые явно куда-то путешествуют.
Массовые переселения животных — явление широко распространенное. Громадными стадами кочуют дикие северные олени. Антилопы, сайгаки зимой переселяются к югу, где мало снега. Целыми полчищами бегут крошечные лемминги, обитатели тундры, не останавливаясь перед препятствиями и нередко погибая в водах оказавшихся на их пути рек и озер. Таежная жительница белка иногда, как бы обезумев, снимается со своих родных мест и мчится в одном направлении, неожиданно появляясь в крупных поселениях и городах. Летят и насекомые. Целыми стаями переселяются саранча, некоторые бабочки. Есть среди бабочек и такие, которые, подобно птицам, осенью регулярно летят на юг, а весной возвращаются на родину. Не так давно в пустыне Семиречья я видел массовое переселение сразу двух видов гусениц. Придется остановиться посмотреть, да заодно поймать несколько переселенцев.
Для пассажиров проезжающих мимо автомобилей, вероятно, смешное зрелище видеть, как пожилой человек, подобно мальчишке, гоняется с сачком за стрекозами. Но что поделаешь!
Скоро у меня стало несколько пленниц. Стрекозы небольшие, все одного вида симпетрум флавеолум. Полёт их меня озадачил. Все они летят с Балхаша, пересекая ветер, дующий с востока на запад. Озеро отсюда недалеко, в одном-двух километрах. Достигнув асфальта, стрекозы поворачивают вдоль него и следуют над ним по ветру на запад. А стрекозам зачем асфальт? Может быть, над ним больше нагрет воздух и сильнее токи, над которыми лететь легче? Сейчас утро, по сравнению с дневной жарой прохладно, но ветер силен, около сорока километров в час, и вряд ли ощущается разница в температуре над дорогой и вне ее. К тому же почти все стрекозы летят на высоте около пяти — восьми метров над землей. Нет, тут что-то другое! Стрекозы явно следуют асфальту, возможно воспринимая его как реку, водный поток, вдоль которого и надлежит путешествовать как можно дальше. Жизнь стрекоз связана с водой, все их детство проходит в воде. Ну а стремление к расселению, к поискам новых мест, пригодных для жизни, к выселению оттуда, где скопилось слишком много сородичей, существует в той или иной степени почти у всех животных.
Дороги ушли от Балхаша далеко, и я, потеряв из виду синее озеро, будто что-то утратил. Вокруг же каменистая пустыня и бесконечные холмы. Наш путь теперь к острову Тасарал — Каменному. Долго едем по пустыне, минуем большое полувысохшее озеро, потом белый от соли участок в понижении между сухими и желтыми горками.
Уже двадцать километров, как мы съехали с шоссе, а озера все нет. Наконец показывается вдали такая желанная синяя полоска воды, и мы, едва добравшись до берега, устраиваемся в редкой рощице тамариска.
Рядом с нами лиловые цветы осота. Они раскачиваются от легкого ветра, ажурная тень тонких листьев и веточек растения скользит по тенту. Вокруг солянки, самые разные: желтоватые, с красным оттенком, изумрудно-зеленые, почти синие. Большое озеро тоже разное: зеленое, синее, лиловое. Ветер почти затих, замерли растения, не колышутся.
На осоте тонко жужжат крошечные пчелки-андрены, чуть пониже тоном — пчелы-листорезы, едва слышен шорох крыльев мух-жужжал, иногда раздается громкая песня осы-эвмены.
К вечеру озеро синеет, покрывается легкой рябью, из тростников выплывают чомги и начинают громко кричать. В это время осот покидают насекомые, и песня их крыльев смолкает. А еще позднее, когда загорается первая звезда, над берегами озера сперва тихо-тихо, а потом громче, яснее, совсем громко поднимается тонкий звон. Над кустиками тамариска, над самыми разными солянками вьются в воздухе легкими прозрачными облачками мириады крошечных ветвистоусых комариков. Вьются деловито, настойчиво, исполняя предсмертный танец своих далеких предков под звуки траурной музыки прозрачных крыльев.