Забытые письма
Шрифт:
– Вы думали… Вы думали! А как насчет меня? Вам не кажется, что у меня тоже есть право думать о собственной жизни? Ты полагаешь, мне нравится тут торчать? Нравится быть калекой, удушенным заботой так, что мне кажется, будто я не в себе? Я ухожу. Расскажу Сельме всю эту историю, – и он дернулся к двери.
– Нет, Гай, нельзя. Если ты сделаешь это, твой брат пропал. Ты убьешь его. Энгус… он заезжал к Сельме… несколько недель назад. Сугубо формальная встреча, и с тех пор от нее никаких вестей. Я сделала это для твоего же блага.
Лицо Гая отразило сначала ошеломление, потом неприкрытую ненависть.
– Эгоистичная
– Сын мой, любимый мой сын, я сделала это для тебя! Мать нутром чувствует, как надо сделать, это инстинкт!
– Прочь. Уходи. Оставь меня и не вздумай предлагать мне еду и питье. Из твоих рук я больше ничего не возьму… Я сам о себе позабочусь.
Хестер отвернулась. Комната поплыла перед глазами, всё застилали слезы.
Господи, что я наделала?!
Гай метался по саду, пытаясь разобраться в том, что случилось. Его мысли путались. От того, что он сейчас услышал, его тошнило – и колотил озноб: он сознавал, что и сам по уши завяз в паутине лжи. Если он раскроет Энгуса, что станется с братом?
Конечно, он прекрасно понимал, почему Энгус так рвался на фронт… Но пойти на такой риск… Да он совершенно не представляет себе, каково во Франции на самом деле! А если его сразу назначили командиром и отправили на фронт без подготовки? Как он переживет снаряды, бомбежки? Да почти все новобранцы – что рядовые, что офицеры – пугаются до смерти! У него же просто нервы сдадут! Он свалится с припадком и все загубит. Раненых офицеров, замеченных в трусости или грубом обращении с рядовыми, никогда не выносят с нейтральной полосы. А иногда их находят с пулей в спине – британской пулей.
Первым его порывом было броситься спасать Энгуса – но здравый смысл подсказывал: нет, не получится, слишком поздно. Теперь ему придется ждать его возвращения, только тогда никто посторонний не сможет докопаться до правды. Но кто знает, когда Энгусу – «Гаю» Кантреллу – предоставят очередной отпуск…
Он опустился на каменную скамью, чувствуя, как мир его рушится. Что сказал бы отец на все это? Как теперь спасти фамильную честь? Что до матери, то понимать ее он отказывался. Но вот одно отчетливо ясно: ни дня он больше не проведет под одной крышей с ней. Остаться здесь – значит запирать от нее дверь на ключ. И этой абсурдной игре с прислугой надо положить конец – он не Энгус. Никогда еще Гай не чувствовал себя таким одиноким, и при мысли, что мать отрезала его и от Сельмы…
Но она права. Если он расскажет все Сельме – как знать, к чему это приведет? В деревне повсюду глаза и уши. Начнутся пересуды и толки, которые могут повредить брату. Нет, нельзя идти на такой риск.
Энгус совершил идиотский поступок! Глупейшая безответственность додуматься до такого! И все-таки он его половина. Вот только сознавать это сегодня так тяжело… Гай чувствовал себя очень странно, тело и ум отказывались подчиняться ему после стольких недель приема дурманящих препаратов, в которых он не нуждался.
Есть лишь один человек, к кому он может сейчас обратиться, но и тут ему придется продолжить цепочку лжи – следует переодеться, сложить вещи и отдаться на милость доктора Макензи. Надо будет признаться в пристрастии к наркотикам и попросить определить его в какую-нибудь частную клинику, где он сможет выправиться и стряхнуть с себя гнусную пыль Ватерлоо-хауса. Мать пусть плетет свои интриги сама. А он не станет дожидаться, пока с Энгусом случится припадок. Надо поскорей занять его – свое – место.
Он с тоской оглянулся на старый дом. Мальчишкой он был здесь так счастлив! Но теперь дом запятнал себя ложью и страшным предательством. Ничего. Мать теперь будет совсем одна, ощутит ледяное дыхание пустых стен. Но она сама во всем виновата. А он больше не верит ни единому ее слову.
Придется начинать новую жизнь. Гай Кантрелл покинул дом, но в доме не осталось и Энгуса. Значит, надо искать себе новое имя и новое пристанище. Нет, он не станет называться именем брата. Ему хотелось поскорее уехать из этого проклятого места зализывать раны. Когда тебя предает родная семья, кому ты можешь доверять?
Хестер бессмысленно переходила из комнаты в комнату, открывала и закрывала двери, остервенело стирала пылинки – изо всех сил старалась ни секунды не оставаться без дела, словно в этом теперь был смысл ее дней. В ушах звенели слова доктора Мака.
– Конечно, с молодым человеком отныне все будет хорошо, он в надежном месте, где вокруг него нет таких соблазнов. Горячие ванны, правильный режим сна, умеренная физическая нагрузка быстро приведут его в норму. Безусловно, досаднее всего, леди Хестер, что ему позволили дойти до такого состояния. Лечиться от зависимости всегда непросто, но ничего, он молод и настроен решительно. Я вот только не могу взять в толк, где же он нашел эти все препараты. У меня нет привычки прописывать пациентам что-то подобное. Впрочем, полагаю, многие аптеки не гнушаются бесконтрольной продажей таких медикаментов. Вы ничего не замечали, ему что-то приносили домой?
– А кого спрашивает нынешняя молодежь? – пожав плечами, ответила леди Хестер, избегая прямого взгляда.
– И еще я никак не пойму, отчего же капитан Гай все еще здесь, а все называют его мастером Энгусом… Это очень его встревожило. Мне даже пришлось проверить, есть ли шрам у него на лбу, чтобы убедиться в правдивости его слов. Где Энгус? Как он себя чувствует?
– Спасибо, ничего. Последнее письмо от него было из Лондона, – солгала Хестер.
– Рад слышать. А то я уж было подумал, он устроил нам всем какой-нибудь глупый розыгрыш. Если бы моя догадка подтвердилась, я должен был бы сообщить властям то, что мне известно о его состоянии.
– Не сомневаюсь, вы выполнили бы свой долг. Но довольно об этих нелепых предположениях. Энгус в Лондоне, в полной безопасности. Гай в лечебнице. У вас есть его адрес? – Она еще отчаянно надеялась все исправить.
– Ну что вы, ваша светлость… А как же врачебная тайна, конфиденциальность? Это, знаете ли… – Доктор Макензи многозначительно кашлянул. – У меня нет полномочий раскрывать кому-либо его местопребывание без его на то согласия.
– Оставьте, я его мать! – вспылила Хестер.
Мужчина помолчал, буравя ее взглядом поверх очков.