Забытые письма
Шрифт:
Керосиновая лампа тускло освещала чуть не добела выскобленный сосновый стол. Что ж, по крайней мере, эта женщина держит дом в чистоте. Дом был простым, небогатым, и ей вспомнилась известная песенка «Береги домашний очаг…».
Горе утрат внезапно накрыло ее с головой, и она чуть было не бросилась назад в темноту. Но такой путь уже проделала… Нет, она подождет. Руки в перчатках беспокойно перебирают складки, ботики на пуговицах каблучками постукивают по каменному полу. Послышались голоса, слова прощания, и тут, к ее изумлению, женщина, вернувшись, распахнула дверь.
– Я позабыла там зонтик, – донеслись слова, и в комнату торопливо
Постарела лет на десять, лицо прорезали горькие морщины, волосы почти побелели. Хестер почувствовала, как щеки ее пунцовеют. Неловко как… Неужели Бартли всё знают? Знают, что ее сын не дал показаний в защиту их сына, не согласился выступить и подтвердить его добрый нрав? Знают, как он погиб и почему?
За мимолетные секунды их встречи она увидела лишь знакомое лицо еще одной убитой горем женщины – такой, как и она. Вайолет шепотом упоминала, что в деревне беда: Джек Плиммер приехал в отпуск и рассказал, что младшего Бартли якобы расстреляли на рассвете то ли за дезертирство, то ли за трусость. Поначалу этому никто не поверил, Фрэнка все знали как веселого озорного мальчишку, но потом и от других сыновей начали приходить письма, в которых говорилось примерно то же, так что деревня раскололась на два лагеря. Прихожане англиканской церкви готовы были принять версию Джека Плиммера, а нонконформисты не соглашались и слова дурного сказать о ком-то из Бартли.
Достаточно было лишь мельком увидеть лицо этой женщины, доведенной до отчаяния, как вмиг стерлись все годы, когда ее светлость свысока глядела на эту семью простых рабочих, с которыми у нее и ее сыновей нет и не может быть ничего общего. Сколько же надо мужества, чтобы просто остаться здесь и с достоинством сносить низкую клевету. И еще эта их дочь – Вайолет говорит, ее отправили к родным в Брэдфорд, подыскали ей там работу.
Зря я так переживала по поводу их романа, вздохнула Хестер. Если б я не вмешалась тогда, если бы позволила всему идти своим чередом, Гай вернулся бы на фронт, Энгус остался бы дома, а Сельма все равно бы уехала. Все само собой вернулось бы на круги своя.
– Леди Хестер, пожалуйте сюда. Надеюсь, я не заставила вас слишком долго ждать. Но вы же понимаете, сейчас так многие нуждаются в утешении, требуется где-то черпать силы.
Хестер шагнула в крошечную гостиную. Пахло воском для мебели и свежей лавандой. На окне висели кружевные, вязанные крючком короткие шторки и плотная бархатная занавесь цвета засохшей крови, которую женщина быстро задернула. В камине горел огонь, рядом стоял небольшой круглый столик, но в комнате было прохладно; точнее, воздух показался Хестер почти ледяным, и она вдруг нутром ощутила, что рядом с ней достойный порядочный человек.
Яркие голубые глаза в обрамлении темных ресниц – ирландские глаза, которые смотрят тебе прямо в душу. Трудно выдержать такой взгляд.
– Позвольте вам сразу сказать, я не гадалка, падкая на звонкие монеты. Дар прозрения дан мне свыше. Я родилась с этим даром и могу использовать его только во славу Господа нашего. Я всецело отдаюсь на милость нашего великого Создателя. То, что открывается мне, приходит из Его великого царствия. К Нему вы должны обращаться, не ко мне. И позвольте вас предупредить: все слова, произнесенные здесь, должны остаться между нами, никто больше не должен узнать о них. Итак, чем я могу вам помочь?
Все сомнения Хестер мигом рассеялись, накатила волна облегчения. Здесь и в самом деле надежное доброе место.
– У меня есть сын. Он уже не с нами. Я хочу знать, что он в безопасности, – проговорила Хестер.
– У вас два сына, две половинки. Не беспокойтесь, ваших близнецов прекрасно знают в округе. Но один из них теперь в безопасности, а другой покинул наш мир.
– Именно это я только что сказала. – Ничего нового вещунья ей пока не открыла.
Марта Холбек закрыла глаза и, сделав глубокий вдох, снова открыла. Ее взгляд пронзал Хестер точно стрелой.
– Вокруг вашей головы облако тумана, облако гнева и горького разочарования, все тут намешано. Я не уверена…
Марта снова закрыла глаза и снова вздохнула, бормоча что-то, как при молитве.
– Тот сын, которого вы потеряли, – это не тот, что озарен теперь небесным сиянием. Он в безопасности. А я вижу другого, его жизнь в опасности. Вижу море, корабль вдалеке…
– Нет, я беспокоюсь за другого сына, – перебила ее Хестер. – За того, который погиб в сражении. Он страдал?
– Ничего не могу сказать вам об этом, но я чувствую, что он рад теперь быть там, где он сейчас. А вторая его половина сейчас далеко от вас. Была какая-то размолвка, много гнева?
Она что, выуживает информацию?
– Благодарю вас, этого достаточно. Сколько я вам должна? – И Хестер поднялась, сделав движение уйти.
– За дар не берут платы, но за пожертвование от души буду благодарна. Ко мне приходит очень сильное чувство – какое-то дальнее расстояние… Целый океан между живым и мертвым. Вы не должны беспокоиться. Все, что было сделано, – было на войне; а любовь и мир вернут все на свои места. Разорванные связи однажды соединятся. Прощение, надежда и справедливость… Откуда у меня эти слова? Справедливость для кого-то, о ком судили неправильно. Вы должны помочь справедливому решению, и за справедливостью придет прощение.
– Помилуйте, вы говорите загадками, – запротестовала Хестер.
– Но вы должны это услышать! Я лишь передаю то, что приходит ко мне свыше. Это не мои слова!
Хестер хотелось выбежать вон из комнаты. Это не слова утешения, которых она ожидала, это обвинения! Ей бросают вызов. Неужели Марта Холбек откуда-то узнала, что произошло между ними?
– Не беспокойтесь. В первый раз всегда трудно, – мягко проговорила Марта. – Не думайте, что сразу все поймете. Просто запишите пока то, что услышали, – чтобы не забыть, а когда-нибудь, возможно, вы сможете понять, что означают эти слова. Вам предстоит сыграть важную роль в чем-то, но это станет известно лишь с течением времени. Таково мое скромное толкование сказанного. Остальное скрыто от моих глаз.
– Боюсь, миссис Холбек, вы не слишком мне помогли, – сдержанно отозвалась Хестер.
– Мне жаль это слышать, но все мы здесь затем, чтобы помогать друг другу, леди Хестер, – в большом и малом. И вы обретете мир и душевное спокойствие, если будете помогать.
– Мне пора. Доброй вам ночи. Я вряд ли приду еще, – попрощалась Хестер, открывая дверь и выходя на улицу. Чернильно-синее небо было усеяно звездами, летний вечер сменился ночью.
Разве есть что-то утешительное в словах, которые она старательно записала? Гай где-то далеко… в море, в опасности? Что это значит, весь этот вздор о какой-то там справедливости? Она чувствовала себя обманутой. От слов, что сказала ей Марта, растерянность и отчаяние на душе стали только сильнее.