Забытые письма
Шрифт:
– Как видишь, со мной всё в полном порядке. Вечно в деревне болтают по поводу и без повода… Надеюсь, Рождество встретили хорошо? Что ж, твой брат уехал. Ну, и я не задержусь.
Наступила неловкая пауза, молодые люди молча глядели друг на друга. Сельма не решалась ни о чем спрашивать, Гай определенно казался ей напряженным.
– Оставляю Джемайму в ваших умелых руках, мисс Бартли. Бивен попозже зайдет за ней. Мне пора, множество дел, сама понимаешь… – И, не сказав больше ни слова, он, не оборачиваясь, зашагал в сторону Ватерлоо-хауса.
Дочку прилюдно отвергли, он
– Вот так поворот, – проговорила она мужу, стараясь не замечать огорчения дочери.
– Да, джентльмены – они такие: подцепят тебя, а потом сбрасывают с рук, что ту горящую головешку.
Оба проводили глазами Сельму – выйдя из кузницы, она быстрым шагом пошла к дому, видимо, переодеться. Эсси рванулась было за ней, но Эйса ее удержал.
– Дай ей немного побыть одной. Ей все равно надо справиться с этим самой. Ну а мы с тобой, Эсси, увидели этого молодого человека с другой стороны. Офицер он или нет, но вот с хорошими манерами у него плоховато, это уж точно…
Потрясенная, Сельма не могла поверить тому, что только что произошло: Гай разговаривал с ней свысока, словно она для него никто! Никогда прежде она не видела его таким отстраненным, высокомерным – и таким жестоким. А он-то знает, каково это – провожать солдата на фронт. И прекрасно знает, что ее отец подкует лошадь лучше любого другого в округе. А он разговаривал с ними настолько презрительно, будто они грязь у его ног. Не сходится, ерунда какая-то…
Они не ссорились, но он почему-то не пришел навестить ее. А со здоровьем у него вроде бы все в порядке – вон как резво зашагал в гору, уж никак не ослабленный инвалид, каким они тут его себе представляли.
Неужели все это была только ложь? Ложь, а на самом деле он попросту избегает ее? И письма их ни словом не вспомнил… А ей так хотелось узнать, как же он выручил Фрэнка! Он ведь только упомянул, что однажды встретил его у дороги.
Она села на край кровати, пытаясь связать концы с концами. Все их романтические прогулки, поездки верхом, его ухаживания – все в один миг раздавлено. Он унизил ее на глазах родителей. Более доходчиво и не объяснить, все ясно, вздохнула она, и от тоски у нее перехватило живот.
Да отчего же его отношение к ней так резко переменилось? Она что-то не так сказала? Что-то не так сделала? Или, наоборот, чего-то не сделала? Или это все из-за Фрэнка – что он всего лишь рядовой? Или леди Хестер без обиняков дала ему понять, что она думает? Или он был так жесток, напротив, от доброты – сознавая, что их роман обречен?
Махом он разрушил все ее надежды, отрезал всякую возможность дружбы, словно она вовсе ничего для него не значила. Одно можно сказать наверняка: в сердце капитана Кантрелла что-то сдвинулось.
Зато о ее добродетели теперь можно не беспокоиться. Наверное, он повстречал девушку своего круга на какой-нибудь рождественской вечеринке. А она для него теперь – вчерашний день, лишний тягостный довесок, от которого надо было избавиться. Ох, как больно. Как же больно, когда вместо тепла дружбы, всего этого множества связующих теплых ниточек ты вдруг оказываешься одна на ледяном ветру.
Глава 11
Гай с кровати смотрел в окно, открытое почти настежь – парк, холмы. Морозный ветер дует прямо в лицо. Низко нависли хмурые, набухшие облака, небо потемнело, и к земле плавно слетают колкие снежные перья. Он проспал несколько дней кряду, и вот плеврит начал отступать. Глубокий вдох уже не вызывает приступа кашля, руки и ноги просят движения. Решено, сегодня он едет к Сельме. Сколько же дней он провалялся вот так, пластом, ни на что не годный, ко всему безучастный? Но результат налицо – покой сослужил ему службу.
Он выскользнул из постели, накинул теплый халат и просунул ноги в твидовые домашние тапки. В камине потрескивает огонь, скоро Энгус принесет завтрак, но очень уж не терпится встать на ноги и скорее действовать. Лежать куклой под одеялом так утомительно, мышцы дрябнут, становятся вялыми и безвольными, теперь придется налечь на физические упражнения. Странно, он начал забывать войну… Мирная жизнь – мягкая постель, горячая еда – все больше затягивает. Нет-нет, нельзя предаваться блаженному сибаритству, когда другие воюют, в этом есть что-то глубинно неправильное.
Энгус с матерью о чем-то болтали у лестницы, но, увидев его, замолчали как по команде.
– Гай, зачем ты встал? – встрепенулась мать, подлетая к нему.
– Хочу размять ноги, лежать просто невмоготу, злость берет от лежания. Належался.
– Но тебе рано, рано вставать! Доктор велел лежать еще целые сутки!
– Мне совершенно необходим глоток свежего воздуха.
– Погляди, что за окном творится… Снег валит стеной. А тучи какие черные! Хочется выйти… Мало ли что кому хочется… потерпи… А то все наши старания пойдут насмарку… Ты об этом подумал?
– Будет вам суетиться вокруг меня! Такое впечатление, что вам жутко нравится держать меня здесь на привязи. – Пожалуй, он попал в самую точку: его родным явно спокойнее, когда он у них на глазах. – Но я… я должен вернуться в роту. И как можно скорее!
– Ах, у тебя еще предостаточно времени, всему свой черед! – отмахнулась мама.
– Но через неделю опять медкомиссия. Меня определят на какие-нибудь легкие задания, да и за пределы Англии пока не выпустят. Еще успею вам надоесть. Кстати, я умираю от голода, а здесь такие ароматы – яичница с беконом, мне не показалось?
– Диетическая кашка и гоголь-моголь, вот ваш фирменный завтрак! – засмеялся Энгус. – Ты же помнишь, что доктор сказал.
– К черту доктора Мака! Хочу яичницу с беконом и тосты с джемом. Каким это образом, по-вашему, я наберусь сил, питаясь исключительно жидким кормом?
– Мама, ему определенно лучше, – улыбнулся Энгус. – На этот раз медкомиссии его не побить.
– Писем нет?
Гай заметил колебание на лице матери.
– Только счета и открытки… ничего, что могло бы тебя заинтересовать… Ах, да… Дафна пишет, что Кэролайн Пойнтер очень заинтересовалась тобой на ужине в день подарков.