Забытые смертью
Шрифт:
Та голову опустила. Ответила, что не знает ничего. А сама едва слезы сдерживала.
Попривыкнув к Даниле, доверять ему стала. Не дичилась, как прежде. И в ту, последнюю ночь пошла с ним к реке, ничего плохого не ожидая.
Данила положил на траву пиджак, сел с нею рядом. В тот вечер он выпил с отцом. Впервые. И осмелел. Целовал остервенело, с дрожью. Потом рукам волю дал. Наташка вырвалась. Вскочила на ноги. Побежала домой, захлебываясь слезами и страхом. Данила догнал. Резко повернул к себе Наташку:
— Не любишь? — Она промолчала. — Если б любила, не убегала!
— Негодяй! Свинья! Тебе ли о любви брехать? Хотел свое сорвать? В уплату за работу?
— Дура! — оборвал брань пощечиной. И, резко повернув от девушки, скрылся в темноте ночи. «Негодяем и свиньей любимых не называют. А значит, не нужен. Зачем же зря себе душу рвать?» — собирался Данила спешно. Он срывал с крючков рубахи, брюки. И вдруг вспомнилось насмешливое Катькино, брошенное недавно в лицо: «В струнку тянешься, дурак! Все стараешься? А она тебе в благодарность хоть бы рубаху выстирала! Завшивеешь скоро!»
Затолкав все барахло в чемодан, решил уйти из деревни, не дожидаясь утра.
«Хорошо, что успел за элеватор получить, документы при себе. Ничего тут не остается. Совсем ухожу. Навсегда!» Данила решительно выскочил в дверь, даже не закрыв ее на замок.
Старые адреса, полученные в зоне, помнил назубок. Он решил никогда в село не возвращаться. Навсегда уйти в «малину», где о женах и семьях даже думать было запрещено.
«Старался, дурак! Вкалывал! Будто для жены. И получил! Подумаешь, обидели ее! Да я за это время уже со всем городским блядвом успел бы переспать. Тут же как идиот ходил. Даже к Катьке не заглянул. Не воспользовался, когда сама ко мне пришла! А все из-за нее! Влюбился? Ничего! Вышибу из себя эту дурь, как хворобу! Не мальчик я! Каждый день скорчившись ходил после поцелунок этих, еле живой утром вставал. А она? Либо дура, либо колода! Хотя скорей всего, не любила меня! Зато как я, дурак, старался! — шагал он по дороге. — Ну, что ж? Не получилось! Не повезло! Но это не страшно! Ничего я в деревне не приобрел и не потерял», — торопился Данила.
А сердце, словно назло, скулило в ответ несогласно:
— Душу потерял…
К утру Данила пришел в город. Показав письмо кентов хозяину дома, сказал, от кого пришел. Тот сразу дверь открыл нараспашку:
— Давно ждем! Припозднился.
И через пару дней, — «малина» отпусков не дает, — взяли Данилу в дело.
Шик… Так его стали звать все воры города. А через полгода не было равных ему в «малине».
Жизнь, казалось бы, наладилась. Через год пахан воров обещал принять Шика в закон. Он жил в шикарной хазе. Самые клевые чувихи ублажали его. Шик имел кучи денег. Но… Все было хорошо до поры, пока он не оставался наедине с самим собой. Едва одиночество подкрадывалось к Шику, он становился прежним Данилкой и вспоминал ее, чьего имени боялся…
«Наташка… Как-то она теперь? Наверное, вышла замуж за своего колхозника? Интересно, вспоминает ли меня? Злится? Или давно простила?» — думал Шик.
Ему так хотелось увидеть ее, особо поначалу. Плюнуть на всех и уйти к ней? Но ушедшему однажды вряд ли поверят вновь.
«Да и что скажу, где был так долго? А ведь спросит. И не только она! С чего меня угораздило уйти от нее в тот день?» — жалел Шик о случившемся, понимая, что никогда уже не сумеет вернуть ни Наташку, ни одну из тех теплых летних ночей.
Иногда он видел ее во сне. Но утром все забывал.
Увидел ее лишь через два года. Дерзкое дело провернула «малина». И, ограбив банк, решили фартовые на время залечь на дно. Навар разделили поровну. Обговорили, кто с кем и когда видеться должен. Чтоб не поймала милиция всех разом, рассыпались по хазам. А Данила решил навестить деревню. Глянуть хоть краем глаза на ту, которая продолжала жить в его сердце.
— Тебе, Шик, добром ботаю, от чувих подальше хилять надо! Дошло до нас, что даже шмары нынче за навар высвечивают фартовых лягавым. Секи про то и свой хрен почаще на цепи держи, — зная слабину Данилы, говорил пахан «малины». И добавил на прощание: — Кто на блядях попухнет, грева в зону не получит.
Шик понял, что это говорилось для него. Но не беспокоился. И решил заявиться в деревню ночью. Туда его с радостью согласился отвезти таксист. Еще бы! Ему за такую плату всю смену пришлось бы мотаться по городу. И, высадив Данилу на окраине села, рванул обратно без оглядки.
— Данилка! Ты ли это? — услышал за спиной, едва машина отъехала. Шик оглянулся.
Растолстевшая до неузнаваемости Катерина стояла среди дороги, изрядно навеселе.
— Ты что, своих не узнаешь? Иль брезгуешь мной, кобель паршивый? Так я тебя вывернула наизнанку перед Наташкой! Чтоб не попухла, как я когда-то погорела из-за тебя! — рассмеялась она громко.
Данила резко оттолкнул Катьку, приблизившуюся к нему. Сказал глухо:
— Сама, курва, виновата. А вот за то, что Наташке трепалась, поплатишься еще.
Катька, не удержавшись на ногах, плюхнулась в лужу задом. И заблажила:
— Козел паршивый! Ишь, прибарахлился как! Думаешь, поверю, что за свои? Кому-то наклепаешь. Я знаю, чем ты промышлял! Небось опять по карманам в транспорте шаришь?
— Заткнись, зараза! — ткнул носком ботинка в бок.
— Убивают! — заорала Катька.
Данила выдернул ее из лужи. Поставил на ноги. Пригрозил:
— Один звук от тебя услышу, из шкуры вытряхну. Поняла?
— Дай на похмелье! — потребовала баба, икнув. Данила вытащил из кармана сотенную. Отдал. Баба, довольно хмыкнув, спросила: — Может, по старой памяти зайдешь ко мне? Сегодня я свободна. Мой хахаль на дежурстве.
— Потом как-нибудь, — уговаривал Катьку Данила оставить его в покое. Баба еще цепляла Шика за руки. Пыталась затащить к себе. Но тот, потеряв терпение, сказал грубо: — Я не дышал, не хавал в очередях. И у тебя средь прочих кобелей стремачить не стану!
— Иди, иди! — рассмеялась она ему вслед, похрустывая новой сотенной.
В доме Иннокентия Данилку встретили тепло. Старик к столу усадил гостя. Толик на стол накрывать взялся поспешно.
— А где Наташа? — спросил Данила.
— Скоро придет. На работе она. Возвращается поздно. Дояркой пошла, — вздохнул старик.
— Замужем она? — дрогнул голос.
— Пока нет. Сватали ее. Уже не раз. Да все отказывается. Совсем засиделась в девках. Все принца ждет, дуреха. А их ведь только в сказке найти можно. Ты-то как? Небось уже детей имеешь? — спросил Иннокентий.