Зачем цветет лори
Шрифт:
— Подожди, я прикажу принести горячей воды, — сказал Лавьер за ее спиной. Оникс скривилась.
— Не нужно, я уже умылась, — не оборачиваясь, ответила она.
— Ну, как хочешь. Тогда я прикажу принести горячей воды для себя, — насмешливо сказал он.
Через мгновение в спальне звякнул колокольчик, а потом она услышала подобострастный голос прислужника и спокойный, аида, отдающего распоряжения. Оникс торопливо закончила утреннее омовение, зябко переступая ногами на стылых досках. И вернулась в спальню, спеша одеться до того, как вернуться прислужники с горячей водой.
— Не торопись, — сказал аид, видя,
Оникс замерла спиной к нему, боясь повернуться.
— Я плохо себя чувствую.
Она снова не услышала его шагов. Миг, и он обнял ее сзади.
— Оникс, мне не нравится, что ты мне врешь. Очень не нравится. Неужели ты думаешь, что сможешь обмануть меня? — он резко развернул ее к себе, заглядывая в глаза, — я, конечно, не целитель, я темный, но твою ауру увидеть способен. И сейчас она совершенно светлая. Ты чувствуешь себя прекрасно, раяна, и, похоже, полна сил. Зачем ты злишь меня?
Оникс молчала, опустив голову.
Лавьер приподнял ее лицо, заставляя смотреть себе в глаза.
— Ты боишься меня, Оникс, — задумчиво сказал он, внимательно рассматривая ее лицо, — очень боишься. Хорошо. Страх делает людей покорными…
Он убрал ее волосы, которыми она прикрывалась, как плащом, перекинул их Оникс на спину, развернул девушку к свету. В комнате царил утренний полумрак, сквозь занавески проникал пасмурный осенний свет. Но и его было достаточно, чтобы увидеть синяки и красные следы, покрывающие шею, грудь, плечи и живот раяны. Красноречивые отметины его вожделения. Аид рассматривал их со странным двойственным чувством: с одной стороны он испытывал удовольствие от вида этих следов, словно он заклеймил ее своими губами, с другой, понимал совершеннейшую глупость подобных мыслей. К тому же на ее светлой коже подобные синяки выглядели отвратительно. Лавьер медленно провел пальцем по ее шее, ощущая низменное желание снова впиться в нее губами.
И с сожалением подумал, что слишком рано отправил к сумрачным вратам целителя, нужно было, чтобы прежде он залечил своей силой раяну.
Хотя у круглолицего целителя и силы то было, на мизинец. По сравнению с силой аида, что легкий сквозняк против шторма. Но избрав путь, дар нельзя было развернуть в другую сторону. Став темным, Ран Лавьер уже не мог исцелять, как и те, кто носили белые одежды, не могли отнять жизнь.
Он убрал руки и разозлился, уловив ее едва слышный облегченный вздох. Если бы она не вздохнула, он возможно и не стал бы ее трогать, но теперь злость была сильнее благоразумия. Впрочем, какое благоразумие? Аид никогда этим не грешил.
Когда прислужники принесли воды и наполнили большую ванну, он потянул Оникс за собой. Горячая вода заволокла небольшое помещение паром, который смазал очертания предметов. Лавьер опустился в воду, прикрыв от удовольствия глаза. Он любил воду. Любил ощущение водных капель на своей коже, любил потоки, омывающие тело. Вода одновременно успокаивала его и возбуждала.
— Возьми мыло и вымой меня, Оникс, — приказал он.
Девушка сжала зубы, взяла в ладони скользкий кусочек мыла. Ей было не впервой это делать, в обители приходилось обмывать тела усопших. Правда, эти тела были холодными и неподвижными, не такими, как горячее тело аида. Но Оникс изо всех сил представляла себе, что обмывает немощного старика, что делает то, что привыкла делать.
Лавьер лежал в воде, не отводя от нее глаз, чувствуя, как тело отзывается на ее руки, деловито скользящие по коже. Она намылила ему грудь, шею, плечи, живот, тонкие пальцы легко скользнули по бедрам и ногам.
— Еще, — сказал он, — и смотри мне в глаза, Оникс. Я хочу, чтобы ты видела меня, а не тех убогих, которых стараешься представить.
Она дернулась от этих слов. Аид пугал ее. Пугал своей силой, своей жестокостью, умением предугадывать ее мысли. Умением понимать ее. Это страшно, когда ненавистный человек, так чутко слышит малейшие изменения сознания, улавливает ход мыслей и чувств. Словно не только ее тело было подвластно ему, но и разум. Оникс не хотела этого, стремилась спрятаться, оставить хоть что-то сокровенное, то, что он не мог понять и почувствовать в ней.
Но получалось плохо. Лавьер был взрослее и гораздо опытнее девчонки, выросшей на скалах, среди монашек, нечего не понимающей в жизни и не знающей отношений с мужчинами.
— Нежнее, Оникс, — с насмешкой сказал он, когда девушка, слишком резко провела ладонью по его груди, оцарапав кожу.
— Теперь поцелуй меня.
Она стояла на коленях, и неловко наклонилась, прикоснулась губами к его губам. Их языки встретились, коснулись друг друга. Лавьер заставлял себя оставаться на месте, не трогать ее, не прикасаться, хотя больше всего ему хотелось резко забросить раяну на себя, прижать к своему мокрому разгоряченному телу. Он хотел этой близости так, что сводило горло, и было трудно дышать, но заставлял себя не трогать ее.
Лавьер оторвался от девушки, обвел пальцем контур ее губ. Такие сладкие, припухшие. Он потрогал их пальцами, чуть надавил, заставляя ее открыть рот.
— Я хочу, почувствовать твои губы, Оникс, — совсем хрипло сказал он, — очень хочу.
Она смотрела на него непонимающе. Он потянул ее голову вниз, приподнял бедра.
— Оникс … Я хочу почувствовать твои губы и язык.
Он придержал ее голову, ткнулся членом в губы девушки. Желание почувствовать, войти, ощутить ее горло становилось нестерпимым.
— Нет!
Оникс вырвалась, отскочила от него, в панике осознавая, чего он от нее требует. Скривилась от отвращения.
— Нет, — твердо повторила она.
Лавьер на мгновение закрыл глаза. А потом одним движением оказался рядом, не обращая внимания на потоки воды, что хлынули с него на пол. Оникс вскрикнула, рванула в сторону, пытаясь сбежать, но как сбежать от того кто гораздо быстрее и сильнее?
Он скрутил ей руки за спиной, надавил, заставляя прогнуться, и вошел сзади, одним движением, сразу до самого конца, на всю длину, так что Оникс застонала от боли. Аид замер, тяжело дыша и пытаясь сдержаться. Он сам не понимал своей злости и несдержанности в отношении раяны. Почему он так реагирует на нее? Ненависть и отвращение в ее глазах доводили его до исступления, до потери контроля, до желания причинить ей боль, растоптать!
Он сжимал ей руки и пытался удержать свои инстинктивные движения. Вода капала с его волос на спину девушки, и Лавьер старался сосредоточиться на этих каплях, отвлечься.
Но она была такой узкой, так плотно обхватывала его член внутри своего лона, что Лавьер не хотел останавливаться. Он немного отклонился и снова погрузился в нее. И еще. И снова. Перехватил ее руки и прижал их к стене, приподнял Оникс колено и отвел в сторону, почти поднял ее тело, удерживая на весу. Снова вошел. С трудом удержался от желания укусить ей кожу на шее, прикусить так, чтобы потом зализывать языком, ощущая ее вкус. Но на белой шее уже не было живого места, все сплошь покрыто синяками, и он трогал губами, почти не прикасаясь, лишь втягивая воздух. Оникс молчала, стояла у стены, упершись руками, не двигалась. Белые волосы упали волной через плечо, почти до самого пола. Черный рисунок на спине девушки чуть смещался, мелко дрожали тонкие листья.