Задобрить грубияна

Кейн Джесса

Он легко мог бы убедить меня. Он мог уговорить меня вернуться в постель, пообещав удовольствие — такое, о существовании которого я даже не подозревала, — и я с радостью вернулась бы.

Я могу потерять себя здесь.

Я могу потеряться в одержимости и похоти, и проснуться через несколько лет с осознанием, что время идет без меня.

Как человек, который ценит жизнь во всех ее моментах, я не могу это сделать. Не могу предать себя.

И не могу попросить Бутча пойти со мной. Не могу видеть его боль и панику, которую увидела вчера вечером. Воспоминание об этом — словно

нож между ребер.

— Привет? — повторяет более нетерпеливо адвокат

— Даа, здравствуйте. Это Синди Картер, — сглатываю ком в горле — Не могли бы вы организовать для меня вертолет сейчас?

Всего через несколько мгновений, как я повесила трубку, я начинаю трястись.

Это еще больше доказывает, что мне пора уходить. Одна ночь с Бутчем, и я никогда не смогу вернутся назад. Он уже овладел моими костями, моим сердцем и желанием. Он оставил свой след всюду. Дрожащей рукой я пишу записку и оставлю ее на столе рядом с визитной карточкой юриста. Возможно, он никогда ее не увидит. Возможно, после паники, которую он испытал из-за меня прошлой ночью, он больше никогда не захочет подниматься так высоко.

Но, кажется, я не могу просто уйти, не оставив часть своего сердца.

Я выхожу на палубу со слезами, сажусь, скрестив ноги, и смотрю на океан. Вчерашний шторм давно утих, но вода все ещё неспокойная. Соленый ветер развивает мои волосы, хотя это не имеет большого значения. Он был в смятении из-за того, что прошлой ночью я была под Бутчем. В его власти.

У меня перехватывает дыхание, и плоть между ног сжимается.

Больше.

Я хочу большего. Хочу вернуться в его постель.

Пульс быстро бьется в моем теле, а мышцы живота дрожат.

Я больше никогда не найду такого, как он, и я не хочу уходить.

Я буду остаток жизни наслаждаться воспоминаниями о нашей единственной близости. Для меня не будет других мужчин. Никогда.

Когда я вижу вдалеке приближающийся вертолет, я смотрю на стальную дверь, ведущую под лестницу, и шепчу:

— Я люблю тебя.

Я прижимаю юбку, чтобы она не взлетела от вихря, создаваемого винтами вертолета. И когда он, наконец, приземляется в назначенном месте, я бегу и забираюсь на борт, а мое сердце бешено колотится в горле.

Я поступаю правильно. Мне нужно уйти сейчас же, иначе я никогда не уйду.

Хуже того, я заставлю Бутча сделать что-нибудь, что усугубит его травму. Я не буду этого делать. Не могу.

Это единственный выход.

Пилот искоса смотрит на меня, и я показываю большой палец вверх. Во время взлета, установка становится меньше и меньше. Но не настолько, чтобы я не увидела, как Бутч выбегает на палубу без рубашки. На его лице читается отрицание. Агония. Безумие.

Все, что я могу сделать, это согнуться пополам и спрятать голову между коленей и плакать.

Пожалуйста, пойми, Бутч.

Я не могу остаться и люблю тебя слишком сильно, чтобы заставить тебя уйти.

Я долго не могу перестать плакать. Не тогда, когда буровая установка становится крошечной точкой позади меня. Не тогда, когда я вернусь в Новый Орлеан. И не тогда, когда

я забираюсь в кровать, рыдая его имя, а мое тело горит и жаждет того, что больше никогда не сможет получить.

Жизнь кажется сном.

Вчера я вернулась с буровой установки. В моей почте были запросы на работу, и я приняла первый попавшийся. Решила заняться физической работой под солнцем, чтобы отвлечься. Может быть, если я вымотаю свое тело достаточно, то пульсирующая боль между ног утихнет. Я не могу нормально дышать.

Моя кожа настолько чувствительна, что утром после того, как я случайно задела дверной косяк, пришлось скрестить ноги и потереть киску.

Но я не смогла довести себя до оргазма.

В душе я представляла, как Бутч сидит на мне сверху, я пыталась представить, как его вес прижимает меня, как этот огромный член входит и выходит, пока он рычит и хрюкает. Без возможности двигаться. Без возможности убежать. Его рука на моем горле. Я дошла до того, что задыхалась и сжималась, но облегчения не наступало. Без него я не смогу избавиться от этой боли.

Пульс громко стучит в ушах, а грудь болит.

Солнце с таким же успехом могло быть в двух футах от меня, учитывая пот, который оно оставляет на моей коже.

Я стою на четвереньках возле таунхауса с небольшим участком сада. Здесь нужны гладиолусы. Или лилии? Я не знаю.

Я даже не могу вспомнить, что купила сегодня утром в детскую. Вся поездка как в тумане. Когда мои пальцы погружаются в грязь, это похоже на чувственный акт, и я останавливаю стон, желая, чтобы пальцы Бутча зарылись в мои волосы и потянули их.

Дергали.

Нет возможности избежать этого. Мне нужно достичь оргазма. Сейчас же.

От моего грубияна.

И я не знаю, как проживу один день, не говоря уже обо всей жизни. У меня на глазах наворачиваются слезы из-за того, что я скучаю по его рукам, мои соски торчат и пульсируют, умоляя о посасываниях его рта. Я в агонии.

Как я пристрастилась к нему так быстро? Что происходит со мной?

Шов моих джинсовых шорт промок, и он трется об меня, как будто я на большой скорости наехала на кочку, но не съезжаю с нее, а просто вишу там. Мои половые органы опухли и горят желанием. Остановись. Пожалуйста, остановись.

Но страсть не угаснет.

Я оглядываюсь на тихую улицу перед домом, затем беру лопату, прижимаю ее длинный конец к расщелине и тру киску через джинсовую ткань.

Я издаю стон и падаю вперед на локоть в грязь, работая ручкой лопаты у клитора, представляя, что это член Бутча.

Я не должна делать этого с собой.

Я только усугублю страдания, доведу себя до края и не смогу переступить и достичь оргазма.

Боже. О Боже.

Я рыдаю от разочарования, роняю лопату, зарываюсь пальцами в грязь и набираю пригоршни. Земля просачивается сквозь мои пальцы, когда я слышу знакомый рев. Мои легкие сжимаются, все тело замирает. Это мое воображение играет со мной злую шутку? Или это Бутч зовет меня по имени? Здесь, в Новом Орлеане?