Задобрить грубияна

Кейн Джесса

— Теперь мы вместе навсегда. Скажи это.

— Вместе навсегда.

Он грубо толкается в меня, его рука поднимается и сжимает мое горло.

— Моя.

— Твоя.

Мое сердце принимает эти слова с радостью.

— Вся твоя.

Бутч занимается со мной грубой, животной любовью, средь бела дня, и мы не ведем себя тихо.

Наши стоны и мольбы эхом раздаются внутри, кожа шлепается при соприкосновении.

Он здесь. Он пришел за мной. И мне больше никогда не придется

его отпускать.

Это осознание вызывает у меня волнение, я прижимаюсь к нему еще сильнее, хочу долгих и голодных поцелуев.

— Кончи в меня посильнее, Папочка, — хнычу я, облизывая уголок его губ. — Оплодотвори меня снова. Просто, чтобы быть уверенным.

Один прерывистый стон, затем глубокий толчок, и Бутч замирает, затем начинает трястись, его жидкое тепло наполняет меня большими струями, нижняя часть его тела покачивается при каждой волне, наши сердца бьются в такт.

— Я люблю тебя, — выдыхает он, входя последний раз с достаточной силой, чтобы заставить меня вскрикнуть. — Я люблю тебя, Синди. Моя Синди.

Сонно, я целую его потный подбородок, и он крепко обнимает меня, физически обещая никогда не отпускать.

— Я люблю тебя, Бутч. Мой Бутч.

Эпилог

Бутч

Пять лет спустя

Я сижу в кабинете моего терапевта Тобиаса, положив руку на спинку дивана. На столе тихо тикают часы. Наш сеанс почти закончился, и мне не терпится вернуться домой. Мать Синди останется с детьми на ночь, а я поведу жену на свидание. Из-за нашего процветающего ландшафтного бизнеса и двум детям, Али и Джеку, моя жена очень много трудилась в последнее время, и я очень хочу ее вознаградить.

Я забронировал столик в отдельном зале ее любимого ресторана и планирую усадить к себе на колени и кормить каждым кусочком, чтобы ей не пришлось шевелить и пальцем.

— Мучали кошмары в последнее время? — спрашивает Тобиас.

— Не в последнее время, — отвечаю я, ерзая на диване. — Она держит их на расстоянии.

Произнося это, я чувствую Синди в своих объятиях. Чувствую равномерность дыхания у моего горла, пока она спит. Ее нежное, обнаженное тело прижималось к моему, ее покрасневшая киска была влажной от моего семени.

Она доверяет мне, даже после кошмаров. Даже после того, как я сотни раз просыпался на ней, крича и думая, что мы находимся в пустыне за океаном. Несмотря на это, она каждую ночь прижимается ко мне, а ее доверие непоколебимо.

Никаких страхов, никаких сомнений.

Вот почему сны прекратились. Теперь у меня фантастическая жизнь.

Невероятные дети, дом, работа, где я работаю руками и провожу время с женой. Я доверяю ей.

Мечты, воспоминания и боль… у них не было ни единого шанса против того, что у нас есть. Любовь исцелила

меня.

— Ах да, Синди, — усмехается Тобиас, почесывая седую бровь. — Иногда мне кажется, что большая часть наших сеансов посвящена разговорам о ней.

— Она — мой мир.

— Итак, ты упомянул. — Он улыбается и снова обращается к своему блокноту. — У тебя все еще есть… приступы?

Тяжелый ком поднимается у меня в горле, пальцы сжимаются на спинке дивана.

— Да.

Тобиас складывает пальцы перед губами.

— Поговори об этом.

Внезапно я чувствую каждое биение пульса.

— Да. Приступы стали серьезнее. Я все больше и больше… одержим своей женой. Кажется, я не могу остановиться. Сейчас ей двадцать четыре года, и… она повзрослела. Это преследует меня. Ее тело и дух. Все в ней становится лучше и лучше с каждым годом. Мне не нравится выпускать ее из поля зрения. Мне не нравится, когда она ходит по магазинам или в парк одна, потому что на нее глазеют мужики. Они смотрят на мою жену. Она — счастье, которое мужчины ищут всю свою жизнь, и они хотят ее. Они хотят того, что принадлежит мне.

— Итак, ты преследуешь ее. Ты… удерживаешь этих мужчин. И она понятия не имеет.

— Им повезло, что я не убил их, — рычу сквозь зубы.

В горле слишком сухо, чтобы глотать.

— Может дойти до этого. Вы должны понять, что с каждым годом она становится лучше и лучше, хотя с самого начала она была чертовым ангелом. — Я провожу руками по лицу. — Я думаю о ней каждую минуту своей жизни.

— О чем именно ты думаешь?

— Хочу трахать ее, отдаваясь с головой. Хочу жениться на ней снова. Я думаю о нас перед алтарем и вспоминаю, как она произносила обеты, снова и снова. — Сейчас я тяжело дышу, моя грудь вздымается. — А что, если она бросит меня?

— У тебя есть основания полагать, что Синди тебя бросит?

— Нет, но она ангел, а я — животное. Люди смотрят на меня совсем по другой причине.

Когда я приехал в Новый Орлеан, то отвез Синди обратно в ее крохотную квартирку, и мы не вставали с постели три недели. Только, чтобы принять душ или поесть.

Я держал ее подо мной — на спине и коленях, ее крики эхом отдавались от стен, пока я не заметил, что ее кожа начала терять сияние.

Я был в ужасе от самого себя — и так не оправился от этого.

Вот почему она покинула буровую установку.

Удерживая ее от солнца, я сделал то, чего она боялась.

Я причинил вред единственному человеку, которого когда-либо полюбил.

Я сразу же вывел ее на улицу. В сад. Под крышу. На пляж. В места, где мне было некомфортно. Но когда она взяла меня за руку, все стало хорошо.

И со временем я привык находиться на улице, в ресторане или магазине. Я снова привык быть среди живых.

Она меня реанимировала. Она подарила мне новую жизнь.