Загадка XIV века
Шрифт:
В последующие тридцать лет Францию измучили взаимная ненависть и непримиримость герцогов Бургундских и Орлеанских. Вокруг антагонистов сформировались региональные и политические группы, вновь появились отряды наемников, оставлявшие после себя дымящиеся разграбленные селения и горы трупов. Обе партии старались перетянуть на свою сторону беспомощного короля и столицу и увеличивали налоги. Административные структуры расстроились, не лучше обстояли дела у финансовых и судебных органов. Парламент был полностью коррумпирован. Королевство погрязло в преступлениях и богохульстве, грешили даже священники и дети.
Средний класс пытался изгнать коррумпированных чиновников и восстановить нормальное управление, как это делал более пятидесяти лет назад Этьен Марсель, однако успеха это не принесло.
Английский король Генрих IV после продолжительной борьбы с восстанием в Уэльсе, баронской вольницей и жаждущим короны сыном, скончался в 1413 году, и упомянутый сын ему наследовал. Он начал правление в 25 лет с лицемерной энергией исправившегося распутника, отличительными чертами его стали добродетель и героические завоевания. Воспользовавшись анархией, царившей во Франции, Генрих V возобновил войну и предъявил права на французскую корону, которая перешла бы к нему только путем узурпации власти. Под предлогом вероломного поведения Франции, в 1415 году он вторгся на ее территорию в любимый Марсом месяц — август — и объявил, что пришел «на собственную землю, в собственную страну и собственное королевство». После осады и капитуляции Арфлера в Нормандии он прошел к Кале, собираясь вернуться на зиму домой. Не дойдя тридцати миль до Кале, неподалеку от поля боя у Креси, он встретился в Азенкуре с французской армией.
Битва при Азенкуре вдохновила ученых на написание много численных исследований, но она не была решающей, как при Креси, ведь тогда «несерьезная авантюра» Эдуарда III привела к Столетней войне. Не была она похожа и на битву при Пуатье, подорвавшую веру в высокое назначение рыцарства. Азенкур просто подтвердил оба эти следствия, особенно второе, ибо даже Никополь не доказал так болезненно, что храбрость в сражении не является эквивалентом военного искусства. Битва была проиграна из-за неумелости французских рыцарей, а противник выиграл ее не благодаря искусству своих рыцарей, а, скорее, за счет простых английских солдат.
Хотя герцог Бургундский и его вассалы держались в стороне, французская армия, собравшаяся для отпора захватчикам, была в три или четыре раза больше войска противника и, как всегда, в высшей степени самонадеянна. Коннетабль Шарль д’Альбер отверг предложение присоединиться от парижского ополчения, состоявшего из шести тысяч арбалетчиков. Не было внесено никаких тактических изменений, а единственной технологической новинкой (за исключением пушки, которая не сыграла никакой роли в открытом сражении) стали более тяжелые доспехи. Доспехи эти лучше защищали от стрел, но рыцарь в них больше уставал и хуже передвигался, ему труднее было рубить мечом. Металлический кокон, который рыцари на себя надевали, стал для них летальным, и рыцари часто умирали в нем от остановки сердца. Пажи должны были поддерживать господ на поле боя: ведь если те падали, самостоятельно подняться уже не могли.
Армии встретились в замкнутом пространстве между двумя лесами. Всю ночь лил дождь, и противники ждали, когда можно будет начать бой. Французские пажи и грумы прогуливали лошадей, и земля превратилась в мягкую грязь, на которой закованным в сталь рыцарям ничего не стоило поскользнуться и упасть. Французы и не подумали выбрать поле боя, где их превосходство в численности могло быть эффективно использовано; в результате они вышли на битву, выстроившись в три ряда — один за другим, флангам не хватало места для маневра, и они вынуждены были следовать друг за другом по раскисшей земле. В отсутствие тактического плана, аристократы, жаждавшие славы, устремились вперед, и первые ряды сделались такими же плотными, как фламандская линия при Рузбеке. Лучники и арбалетчики оказались, по сути, бесполезны, потому что они стояли сзади и их стрелы не могли долететь до противника.
У англичан, усталых, голодных и смущенных тем, что противник превосходит их численностью, было два преимущества: ими руководил лично король, и у них имелась диспропорция — на тысячу рыцарей и оруженосцев шесть тысяч лучников и несколько тысяч других пехотинцев. Их лучники стояли между тяжеловооруженными всадниками и на флангах. Тяжелых доспехов на них не было, и движения ничто не сдерживало; в дополнение к лукам они имели при себе топоры, тесаки, молотки и, в некоторых случаях, свисавшие с пояса длинные мечи.
В этих условиях результат сражения был очевиднее, чем в других битвах. Столпившиеся французские рыцари едва могли взмахнуть оружием и, поскользнувшись в грязи, падали на землю, а следующие ряды спотыкались на них, вспыхнула паника, чему способствовали и оставшиеся без седоков лошади, и наступил хаос. Воспользовавшись ситуацией, английские стрелки побросали свои луки и ринулись в бой с топорами и другим оружием, началась настоящая резня. Многие французы, обремененные тяжелыми доспехами, не могли защитить себя, доказательством тому несколько тысяч убитых и взятых в плен. Для сравнения, общие английские потери составили пятьсот человек, в том числе один, скончавшийся, по всей видимости, из-за остановки сердца. Это был герцог Йоркский — один из внуков Эдуарда III. Сорокапятилетний Эдвард был толст, его обнаружили на поле боя мертвым, без какого-либо ранения. С французской стороны были убиты три герцога, пять графов, девяносто баронов и много других, среди которых и два человека из рода де Куси — его внук Робер де Бар и третий зять — граф Неверский Филипп, младший брат герцога Бургундского. Список пленных возглавил Шарль Орлеанский, новый владелец домена де Куси. Он оставался в плену 25 лет. Маршала Бусико тоже взяли в плен, Азенкур стал его последним сражением; он умер в Англии шесть лет спустя.
Через два года Генрих V принялся за систематическое завоевание территории. Улучшилась технология применения оружейного пороха, артиллерия шагнула вперед: крепостные стены утратили свою неприступность. Эпоха меча заканчивалась, и на смену ему пришло огнестрельное оружие. В течение трех лет — с 1417 по 1419 год — Генрих захватил всю Нормандию, а французы в это время погрязли в междоусобицах. Два дофина скончались в течение одного года, наследником трона стал Карл, несчастный четырнадцатилетний мальчик, которого мать признала незаконнорожденным. Снова восстали и принялись за убийства кабошьены. Жан Бесстрашный взял власть над королем и над капиталом, а дофин сбежал — уплыл по Луаре. Поняв, что Франция изнывает в междоусобицах, Генрих V громко заявил о себе. Англичане осадили Руан, а защитники крепости, желая сэкономить на еде, выпустили 12 000 горожан, но англичане не дали им пройти, и зимой они остались между двумя лагерями, питаясь травой и корешками, и умирали от холода и истощения. Когда падение Руана стало прямой угрозой Парижу, французские фракции перепугались и объединились против врага.
Несмотря на увертки герцога Бургундского, в 1419 году состоялась его встреча с дофином на мосту в Монтеро, примерно в 35 милях к юго-востоку от Парижа. Стороны приблизились друг к другу с опаской, было произнесено много суровых слов. Казалось, боги Трои снова нашептывали недоброе, руки потянулись к мечам, дофин попятился, и его спутники напали на герцога, обнажили мечи, и он замертво упал на землю. Людовик Орлеанский был отомщен, но горькой ценой.
Мирный договор был нарушен. Новый герцог Филипп Бургундский поклялся отомстить и заключил союз с Генрихом V. В Труа был подписан договор между королем Англии и все еще живой тенью короля Франции. Согласно договору, безумный король и его жена, которая так и не почувствовала себя француженкой, лишили наследства «так называемого дофина» и объявили Генриха V наследником французского трона и мужем дочери короля Екатерины. До самой смерти Карла VI Генрих считался законным хозяином Нормандии и других завоеванных территорий и с герцогом Бургундским совместно управлял Францией.