Загадки Нострадамуса
Шрифт:
– Ну, очень что-то приблизительно. «Янки из Коннектикута при дворе Короля Артура», рыцари круглого стола, чародей Мерлин… Сказки.
– Все гораздо сложнее, чем в детских сказках про Мерлина. Но если коротко… По вашему заданию работал я в библиотеке Кембриджского университета, искал английские переводы катренов Мишеля Нострадамуса.
– Помню. Короче. А то уже напугал.
– Да ничего страшного. Скорее – любопытно. Гримасы истории. Кстати, в дубовом зале университетской библиотеки есть стела, на которой выгравированы имена ученых, получивших медаль «За выдающиеся достижения в XX веке».
–
– Возможно, ничего. Просто я помню, что вы довольно ревниво относитесь к вашему старому знакомцу, Юрию Федоровичу Милованову…
– Командир… – помрачнел Осинский. – А при чем тут Кембридж?
– Его имя на той стеле. Он получил медаль за книги по истории России.
– Какого хрена ты выбрал именно эту минуту, чтобы сообщить столь «приятное» известие?
– Да я не про него. Про друидов, – невозмутимо, с постоянно приклеенной улыбкой продолжил Хамад Хамадов. – Про Атлантиду помните?
– Ну, помню. Короче.
– Столько веков истории – короче трудно. Так вот, если совсем коротко: друиды – преемники жрецов Атлантиды. Профессор Кембриджского университета Дуглас Ронмо, кстати, еще и бакалавр гуманитарных наук, и магистр в области композиторского искусства…
– Хамад, я тебя сейчас убью. Короче. Скоро уже целительница придет.
– …А профессора он получил за цикл лекций по истории кельтов…
– Тебе жить осталось – всего ничего.
– Так вот, он рассказал мне во время долгих прогулок по аллеям парков Кембриджа о рангах деревьев в кельтской Британии. Так вот, есть деревья – крестьяне. Первое из них – осина. Ее знак, по символике голландских художников XVII века – теленок, коса, миска с кашей. Если вы вспомните, например, картины Питера Брейгеля, Иеронима Босха, жанровые зарисовки крестьянской жизни братьев Остаде…
– Убью.
– Вы хотите сказать, еще короче? Извольте. Есть деревья – крестьяне, а есть – вожди. И на первом месте среди них – дуб.
– И что?
– А то, что по классификации друидов и княжеской генеалогии вы – теленок, а он – дуб.
– Уволю.
– Вот это уже опасно. Объясняю: Егор Федорович Патрикеев, с которым вы уже пятнадцать лет «бодаетесь», принадлежит к древнему роду Великих литовских князей. Русские князья Каховские, Патрикеевы и Голицыны – потомки короля Гедеминаса, которые в XIV веке пришли на службу к московскому государю. Опережаю очередную вашу угрозу: герб Патрикеевых – щит и меч, поднятое забрало, стилизованное изображение дуба. Надо ли пояснять, что трактовка присловья «бодался теленок с дубом», выглядит не особенно оптимистично…
– Почему?
– Да потому, что ранги разные. Осина – дерево «крестьянское», дуб – дерево-«вождь». Осина – по друидской философии – никогда дуб не победит.
– Все равно деваться некуда. На компромисс он не пойдет. Надо бодаться.
– Я вам раньше об этом не говорил. Так, казалось – мистика. Когда я нашел в библиотеке Кембриджа старинные переводы катренов Нострадамуса, то оказалось, что староанглийский текст сопровождался изображением двух знаков кельтского письма. Дуглас Ронмо помог мне понять эту загадку: один знак означает «дуб», а другой – «осину». Помещены они таким образом, что дуб берет верх над осиной.
– Мистика. В предсказания Мишеля я еще верю. Но при чем тут древние кельты и друиды? Запомни: верх возьму я! Потому что я сильнее. Принеси-ка мне теплого молока козьего, из Калмыкии и иди встречать Ладу из Москвы. Вот вылечит она меня, и никакие деревяшки мне не указ.
– С Патрикеевым-то еще можно пободаться, а вот с Великим Мерлином…
Глава сорок четвертая
Профессор Милованов-Миловидов
– Так на чем мы остановились? – задумчиво спросил Бадмай Владимирович, явно расчувствовавшись от своего рассказа о любви юного калмыка к царской дочери.
– На заговоре, – ответил Юрий Федорович, не менее рассказчика увлекшийся судьбой героев минувших дней. Он сам, не отвлекая хозяина, подлил себе зеленого чая и весь обратился в слух.
– Надо сказать, что судьба благоволила Батаю. Если не считать, что она же поставила моего соотечественника перед ужасной дилеммой и обернулась кошмарными воспоминаниями до конца его дней. Думаю, умирая под пытками бандитов, требующих у него уникальную историческую драгоценность, он стоически переносил боль, полагая, что это – запоздалая кара за то, что и он косвенно принял участие в страшном злодеянии в Ипатьевском доме.
– Что ты имеешь в виду? Речь ведь у нас шла о заговоре?
– Даже попытка заговора была бы невозможной, если бы не благотворительная миссия монахинь Екатеринбургского монастыря.
– Не уловил связи, хотя слушаю внимательно. Может быть, нам стоит чередовать холодную водку с горячим чаем?
– Это только на пользу нашему здоровью. Как говорил Конфуций, вся прелесть жизни – в контрасте.
– Конфуций это точно сказал? – переспросил Командир, верной рукой наливая еще по стаканчику холодной водки. – А про маринованную черемшу он ничего не говорил?
– Ты что, – возразил вице-президент, – он же мыслитель, по всякому пустяку высказываться не станет… Итак – монастырь. Кормили государя и его семью ужасно. И монахини предложили помощь. Посредником выступил доктор Деревенько. Это врач царевича Алексея. Как-то он договорился с охраной. Монахини для конспирации приходили в мирском платье. Приносили молоко, масло, овощи. Для государя – немного табаку. Осмелев, великим княжнам стали приносить и пирожки.
Бадмай Владимирович поймал себя на том, что автоматически мнет кусочек хлеба, аккуратно отложил его в сторону и продолжил:
– Вначале у Ипатьевского дома была русская охрана, потом – интернациональная. Но специального чекистского наблюдения за домом не было. Трудно сказать, как развивались бы события, если бы не сменился комендант, который прекратил встречи монахинь с членами царской семьи и передачу им продуктов. Разрешено было носить лишь молоко. Вскоре он заметил Батая и, убедившись, что калмык очень плохо говорит по-русски, задумал сменить русский караул на интернациональный.
Мысль использовать красноармейца-калмыка возникла и у представителей другого лагеря. Однажды к Батаю, когда он уже возвращался в казарму, подошел высокий красивый юноша с офицерской выправкой. Это был Павел Воронов. Здесь мы сделаем перерыв. Я выйду переговорить по телефону, а ты пока прочти эти документы. Для связности рассказа. Потом дам их еще целую папку…