Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев
Шрифт:
Впрочем, невеликая беда, если дом и сгорит. Пожитки у русских хранятся в яме, вырытой под домом, и остаются целы. Поэтому у кого сгорел дом, тот на следующий же день может купить себе другой или выстроить новый. Мы сами были свидетелями, как русские, сделавши сруб из старых и новых бревен, тотчас ставили стропила, и таким образом постройка была почти закончена без всяких издержек. Зато их дома дурны изнутри.
Но вельможи и купцы имеют дома каменные, прочные
То же самое отмечал Георг-Адам Шлейссингер,живший в Москве почти одновременно с Невиллем:
«Имеется в Москве большая площадь, называемая Базар дерева и домов. Там по местному обычаю всегда лежит много тысяч готовых домов со всем необходимым, что к ним относится, эти дома можно купить по сходной цене. Такие дома, а также большие и малые ворота сколачиваются где-то за городом, затем разбираются, и все это отвозится к зиме в готовом виде в Москву.
И все это покупается, так как происходят у русских очень большие пожары, в основном из-за восковых свечей, которые они втыкают около своих освященных картин, называемых иконы, и они горят там день и ночь».
Кто только не описывал пожары! Барон открыл записки Андреаса Роде:
«25-го числа апреля месяца под утро вспыхнул большой пожар недалеко от Кремля, целых три улицы загорелись, и большое количество образов, которые продавались во всех лавках на одной из этих улиц, вознеслись на небо в этом огне и жаре. Ведь русские уверены, что образа не сгорают в огне, а поднимаются на небо, хотя оставшийся от них пепел, конечно, все видят. Этот пожар был тем опаснее, что по соседству находились большие склады пороху, который поэтому весь был брошен в воду. Так как огонь приближался и к нам, мы начали складывать свои вещи, чтобы спрятать их в каменном доме покойного Давида Рютца, но, слава Богу, в этом не оказалось надобности.
26-го снова был сильный пожар, но на этот раз уже за городом в каком-то монастыре, и возник вследствие того, что угостившиеся монахи не смотрели за восковыми свечами, горевшими перед образами. Говорят, что пожар уничтожил много драгоценностей и останки многих бояр и вельмож, которые покоились там. Великий князь принял этот пожар близко к сердцу и повелел осматривать немедля все дымовые трубы во всей Москве и строго приказал всем домовладельцам, чтобы они осторожно обращались с огнем. Вследствие этого повеление великого князя было обнародовано по отдельным частям города некоторыми из сановников, сопровождаемыми большим количеством всадников, из которых двое держали в руках связку палок толщиной в маленький палец. Два сановника заехали и на наше подворье и строго приказали ярыжкам, которые в кухне помогали повару, во избежание батогов и других строгих наказаний смотреть внимательно за огнем. Но наш гофмейстер заявил им, что мы сами строго за этим наблюдаем и никогда не ложимся спать, пока не убедимся, что все обстоит благополучно. За эту осторожность они нас похвалили и затем уехали. Кроме того, по монастырям монахам было воспрещено ставить в нетрезвом виде свечи перед образами. Сегодня утонуло в Москве-реке более пятидесяти человек, когда они переправлялись, так как баржа с ними опрокинулась. Одна женщина с ребенком на руках удержалась на поверхности благодаря юбкам и была довольно далеко отнесена течением, пока, наконец, не была спасена вместе с ребенком.
27-го снова вспыхнул пожар у Святого Николая и поглотил всю церковь».
Барон пытался складывать бумаги о городе Москве по времени их написания, но это получалось не очень хорошо.
Павел Алеппскийлюбил сравнивать Москву с Константинополем, где он провел значительную часть жизни:
«При
В записках Павла АлеппскогоБарон нашел несколько очень интересных рассказов:
«На реке Москве несколько мостов, большая часть их утверждена на деревянных сваях. Мост близ Кремля, напротив ворот второй городской стены, возбуждает большое удивление: он ровный, сделан из больших деревянных брусьев, пригнанных один к одному и связанных толстыми веревками из липовой коры, концы которых прикреплены к башням и к противоположному берегу реки. Когда вода прибывает, мост поднимается, потому что он держится не на столбах, а состоит из досок, лежащих на воде, а когда вода убывает, опускается и мост.
На этом мосту есть лавки, где происходит бойкая торговля; на нем большое движение. Мы постоянно ходили туда на прогулку. По этому мосту идет путь в Калугу, Путивль, а также в Смоленск и в страну ляхов, по нему беспрестанно движутся взад и вперед войска.
Все городские служанки, слуги и простолюдинки приходят к этому мосту мыть платье в реке, потому что вода здесь стоит высоко, вровень с мостом».
На этом мосту Бернгард Леопольд Таннервидел не только женщин с бельем, но:
«По праздникам и воскресеньям множество купающихся мужчин».
Павел Алеппскийпрекрасно умел подмечать мелочи устройства города, которые не каждому прохожему бросались в глаза:
«Внутри Кремля прежде не было воды, и для царской кухни воду доставляли посредством черпальных колес из реки, но в дни нынешнего царя [88] приехал один франк из немцев и соорудил на берегу реки огромную башню, куда провел воду посредством колеса и приспособления для того, чтобы поднимать воду ночью и днем безо всякого труда и снабжать ею царский дворец для всяких потребностей. Он выкопал четыре-пять огромных колодцев, выстроил над ними куполы, провел трубы и желоба и сделал снаружи железное кольцо. Если понадобится вода, повертывают колесо одной рукой, и вода течет в изобилии, когда это нужно. Все это мы видели собственными глазами».
88
Здесь имелся в виду Алексей Михайлович.
Старый имперский посол, Барон хорошо узнал Москву, когда жил там во время своих посольств, однако с интересом листал страницы записок своих предшественников, не разбирая времени их пребывания в русской столице. Лучше других Барон знал, что за двести, за триста лет не происходило серьезных перемен ни в строительстве жилищ простолюдинов, ни в домашнем обиходе — как у русских, так и в любой другой стране.
Станислав Немоевский, например, описывал русские дома:
«Они строят себе жилища посреди двора. Внизу у них пекарня из крупного дерева, одна около другой; иногда подле пекарни кладовая. На этом подклете [89] ставят светлицы, а на тибле обыкновенно из круглого, редко из тесаного дерева ставится изба длиною в три с половиной сажени; в углах крошечные окна с засовами посередине — это называется ставни. Двери малы, надо очень наклоняться».
В этом месте в стопу листов с записками Немоевскогобыла вложена выписка из книги Герберштейна:
89
Подклет,или подклеть — нижний этаж жилого здания, где обычно размещались слуги, а также кладовые, мыльни и проч. У купцов там же были склады товаров.