Загадочная пленница Карибов
Шрифт:
Хайме вздрогнул. О напарнике он как-то забыл. А тут еще эта девочка. Сколько же ей лет? Трудно определить. По фигурке двенадцать-тринадцать, не больше. Ему пришла в голову идея, еще не вполне оформившаяся, но, кажется, удачная. Надо только дать ей вызреть. Хорошо ли будет, если Рауль увидит ребенка? Нет! Ни в коем случае! Рауль, конечно, неплохой парень, но слишком болтливый, бесчувственный и невоздержанный. Можно себе представить, как девочка, которая пугается при безобидном вопросе о ее имени, отреагирует на манеры бесшабашного парня. Хайме дал ей знак срочно скрыться в том углу, из которого она выползла, и начал засыпать
— Эй, Хайме, я чуток припозднился! Не сердишься? Надо было отоспаться после вчерашней ночи. Был с такой цыпочкой у моря! Ну, скажу тебе, это что-то! Представляешь, надо мной только звезды, а подо мной — настоящий рай! Эх, и хороша была штучка! Как она умеет…
— Заткнись! — Хайме стало не по себе, что такие речи говорятся при девочке.
Рауль изобразил раскаяние:
— О, господин напарник не в настроении, да? Слушай, Хайме, честное слово, это в последний раз! Больше не буду опаздывать! Ладно тебе, знаю, что проштрафился, но если бы ты видел, как моя новенькая умеет трахаться!..
— Закрой пасть, сказано тебе!
— Фу ты ну ты! — Сколько-то времени Рауль действительно молчал, а потом изрек: — Ты и впрямь сегодня не в духе. Никогда тебя таким не видел. Вылазь, сменю тебя!
— Оставайся где стоишь!
Рауль, который уже спустил ногу на первую ступеньку, озадаченно уставился на напарника:
— Да что с тобой?
— Франсиска прихворнула. — Это была не совсем ложь, потому что жена его и вправду часто хворала.
— Ах, вон оно что! Жалко, но ты не вешай нос — выздоровеет! Всегда ведь так было…
— Да ладно, чего там! Пойди, позови Мендосу с его волами. Начнем с толстого бревна красного дерева…
Ритмичное «дзвинннь-дзумм» зубьев пилы при движении полотна вверх-вниз действовало успокаивающе в гуле портового шума, который доносился со всех сторон. Работа продвигалась хорошо.
Хайме стоял внизу, в яме, и был с головы до ног засыпан красно-бурыми опилками. Его глаза жутко жгло, и при каждом смаргивании казалось, что в них полно песку. Дело привычное, он уже сжился с этим. Стряхивать опилки было бессмысленно, к тому же это привело бы к сбою в работе. Закрыть глаза тоже нельзя: надо постоянно следить, чтобы пила шла ровно. Так что дальше, дальше, дальше…
Прошел час, когда Рауль внезапно остановился.
— В чем дело? — спросил Хайме.
— Как это, в чем дело? — послышалось в ответ. — Ты что, забыл, как оно, стоять на бревне! Мне же труднее, пилу-то со всем ее весом вытягиваю я! У меня уж рука отваливается! Пора меняться.
— Нет! Поехали дальше!
— Ты чего? Каждый час меняемся, всегда так!
— А сегодня нет.
— Клянусь всеми девочками Гаваны, у меня уже поясница не разгибается! А уж у тебя-то наверняка болит шея, а глаза красные, как индюшачьи сопли! Не валяй дурака, меняемся!
— Я сказал — нет!
— Помилуй, Пресвятая Дева! Кой бес вселился в моего напарника? — Рауль с наигранным отчаянием вознес взор небесам. А после соскочил с бревна и, направляясь за жарко пылающую печь, крикнул: — Тогда погоди, пойду отолью, а то у меня сейчас пузырь лопнет!
— Ладно, ладно, иди!
Хайме раздосадовался: «Ну, все, что этот олух ни ляпнет, просто срамотища! — И призадумался, чего это ему так неловко перед
— Обожди меня, — ласково обратился он в тот угол. — Я ненадолго отлучусь. Смотри у меня, не убегай! Я кое-что хочу тебе предложить.
Когда оба пильщика через некоторое время вернулись к своему бревну, Хайме все-таки настоял, что снова будет работать в яме.
— Да ради Бога, полезай, коли охота! Но это я только сегодня такой покладистый. Из-за того, что проштрафился.
Поздним вечером этого наполненного событиями дня Хайме остановился у своей ветхой хижины и крикнул:
— Эй, Франсиска, выходи!
На пороге появилась жена в полном недоумении, чего это ему пришло в голову звать ее на двор. Не случилось ли чего?
Хайме вывел из-за спины и подтолкнул к ней тоненькое, с ног до головы закутанное создание:
— Теперь у нас есть ребенок!
КУЗНЕЦ ХАФИСИС
Я не случайно назвал вас друзьями, потому что не кем иным, как добрыми друзьями, вы стали мне за это время. Никогда в моей жизни не было столько людей, которые так много сделали бы для меня и к которым я прикипел бы всем сердцем.
— За последнюю неделю ураган здорово потрепал все побережье, а, Том, старый дружище?
Том, крепкий лохматый кобель, вильнул хвостом и зевнул во всю пасть.
— Пожалуй, ты прав, не такой уж он был и страшный. Да и не первый, который мы пережили, а?
Пес сел, еще раз зевнул и поднял голову. Его хозяин, жилистый старик, перешагнувший уже на шестой десяток, устремил взор к поломанным, а то и вывороченным с корнями кокосовым пальмам, окаймлявшим побережье. Потом перевел его на море, которое в этот день выглядело спокойным и безобидным, словно никогда и не набрасывалось с ревом на берег. У старика все еще были острое зрение, и здоровые зубы, и необычайно сильные руки. Да и все его тело не являло признаков дряхления, от которого страдали многие в его возрасте. На его безбородом лице, изборожденном глубокими морщинами, особенно примечательными были две вещи: косматые светло-русые брови, в которых, несмотря на возраст, не блестело ни одного седого волоска, и жестко очерченный рот с узкими губами.
Старик наклонился и потрепал пса по холке:
— Ну что, пойдем посмотрим, не откликнулся ли на приглашение кто из наших закованных в панцирь друзей, а, Том, старина?
Пес и хозяин спустились с больших выступающих в море скал, откуда они разглядывали побережье. Там старик в одиночестве зашлепал по воде. Осторожными шагами он приблизился к выступу скалы, где поставил на морском дне изготовленную собственными руками вершу [33] .
Нагнувшись, он вынул ее из воды.
33
Снасть для ловли крабов или раков. Ее плели из прутьев в виде узкой круглой корзины с воронкообразным отверстием. — Прим. ред.