Заговор поэтов: 1921
Шрифт:
Гривнич вздохнул и, наказывая себя за боязливость, тихо прошёлся по комнате. Надо разыскать своё канотье (сунул в смятении чувств неизвестно куда) да и запомнить обстановку в квартире: придётся ведь рассказывать о сегодняшнем визите внукам или (вот это звучит правдоподобнее) заветной тетрадке мемуаров, чтобы, так никем и не прочитанная, раскисла она и растворилась в болотной тине – ведь не миновать снова разлиться болотам на месте выстроенного под несчастливой звездою Петрополя. Проходя мимо высокого окна, присмотрелся к неказистому зданию через речку, где блеснула тогда, в самом начале разговора, стекляшка. Показалось, наверное… Гривнич поклонился
Глава 2. Чекист Луцкий
Стёклышком, блеснувшим четвертью часа ранее в открытом окне неказистого трёхэтажного домишки на правом берегу Пряжки, была передняя линза подзорной трубы, настоящего астрономического телескопа на треноге: реквизированный года два тому назад чекистами в Пулковской обсерватории ввиду срочной оперативной надобности, он без толку пылился в каптёрке, пока сегодня его не взял под расписку у горластого каптёра агент Петроградского губЧК Пётр Луцкий, а по-настоящему же Збигнев Куликовский. Теперь временный пользователь телескопа подозревал, что его товарищам подсунули в Пулкове инструмент завалящий, самим астрономам вовсе и не нужный. А бинокля не выдал ему каптёр, клялся, что на складе нет. Впрочем, своё дело труба исполняла и наблюдение за квартирой подозреваемого обеспечивала.
Здесь, в комнатке под самой крышей, а потому в дождь заливаемой, а в солнечную погоду чересчур жаркой и вонючей, агент Луцкий оказался не по своей воле, а согласно приказу начальника осведомительного отдела товарища Карева.
– Вот что, Пётр, – сказал ему позавчера товарищ Карев. – Ты у нас человек в Питере новый, город ещё толком не изучил. Ведь не изучил, правда?
– Хрен тут его изучишь, – проворчал несдержанный на язык Луцкий, – если каждый тебя гоняет, как пацана.
– Луцкий, сумка у тебя есть?
– Ну, имеется у меня полевая сумка.
– Так гонор свой польский – в сумку! Понял?
– Так точно, понял я, товарищ начальник, – подскочил с табурета и вытянулся Луцкий.
– Уж извини, Пётр, но это у себя в Харькове ты был человек известный, награжден, я слышал, самим Феликсом Эдмундовичем Дзержинским, однако здесь мы сейчас не бандитов подстреливаем, а совсем другими делами заняты. Училища своего у нас нет, и нашему чекистскому ремеслу, тонкому и политическому, только так вот и возможно обучиться – мотаясь по городу, выполняя разнообразные поручения, а они вовсе не бестолковые и пустые, это кажется тебе. Понял теперь?
– Так точно.
– То-то же. Сегодня я даю тебе первое серьёзное задание, ты с ним справишься и без особых знаний топографии Петрограда. Слушай внимательно. Сейчас все мы трудимся на Особый отдел, а он разрабатывает контрреволюционный заговор питерской буржуазии, созревший, как нарыв, у нас под самым носом. Твоя задача – установить наблюдение за квартирой Блока. Адрес вот на бумажке, теперь я тебе на карте покажу.
Пётр послушно подошел к стене и уставился на карту, как баран на новые ворота. Он не получил никакого военного образования: в солдатской школе не учился, окопных университетов не проходил, да и боевой его опыт, если не считать драпа в составе уездной Бердичевской ЧК до самого Харькова во время польского наступления, ограничивался перестрелками с бандитами и погонями за ними на тачанке. Товарищ Карев хмыкнул, отодвинул Петра плечом
– Вот здесь квартира подозреваемого, «21» на третьем этаже. Блок вообще-то живет в «23», этажом выше, а сейчас занимает квартиру матери. Мать его временно выехала. Твоя позиция – здесь, через речку, с биноклем. А здесь – конспиративная квартира, там есть телефон. Вот ключ от неё, адрес – на той же бумажке. Следишь за квартирой Блока днём и ночью, если появится подозрительный посетитель, бежишь на нашу конспиративную, телефонируешь лично мне, а я уж скажу, что тебе дальше делать. Понял?
– А не лучше бы обоих сразу повязать, товарищ Карев? Ещё смотают удочки, пока я до телефона доберусь.
– Слушай, да знаешь ли ты, кто такой Александр Блок? Ты его поэму «Двенадцать» читал?
– Я из сапожников, товарищ начальник, в революцию пришел. Два класса церковно-приходской школы имею за плечами, только и выучился, что читать-писать. Про Мицкевича и Шевченку – и про тех только слыхал.
– Ничего, мы все на ходу учимся. При прежнем режиме учеба не для таких, как ты, заведена была, а теперь… Некогда теперь, вот разве что после мировой революции. Значит, слушай. Поэт Александр Блок – личность в Питере всем известная и всеми уважаемая. Он вместе с Советской властью с самого Октябрьского переворота, создал, как многие считают, первое произведение нашей советской литературы – ту самую поэму «Двенадцать». Однако… Вот ты, Пётр, член какой партии?
– Как это какой? Обижаете, товарищ начальник… Я в РСДРП (большевиков) с девятьсот тринадцатого года, с пролетарского моего, подмастерьем ещё был, ученичества. Имею право такой вопрос и некоторым другим задать…
– Да не ершись ты, кому сказал! Видишь, хоть и был ты сапожник необразованный, однако классовый инстинкт подсказал тебе правильный путь. И такой же, как Блок, знаменитый поэт-символист, Валерий Брюсов в Москве не только принял революцию, но и вступил в нашу с тобой партию.
– А это что за хренотень такая – символист?
– Тебе оно пока не нужно, Пётр. Я и так с тобой завозился. В общем, Блок революцию-то принял, но сам якшался больше с левыми эсерами. Они в восемнадцатом году подняли мятеж, а когда в девятнадцатом попытались снова выступить против нашей партии, Блок несколько суток просидел тут у нас, в холодной. Потом наши ребята разобрались, что он только стихи свои и статейки в эсеровских газетах печатал, и отпустили.
– То дело, по моему разумению, давнее…
– Угу. А вот тебе поновее. Весной Блок в международном вагоне, что твой нарком, ездил в Москву, решал свои писательские дела. Однако, между прочим, был в гостях у самого Льва Борисовича Каменева, в Кремле.
– У председателя Моссовета?
– Да. Они хорошие знакомые по Петербургу. И только один дьявол знает, не передал ли Каменев через Блока инструкции своим сторонникам-оппозиционерам в Петросовете. Блок – отличная возможность обойти легальные партийные линии связи, которые, понятное дело, нами, ленинцами, контролируются.
– Беспартийный приятель товарища Каменева, вот оно что…
– Дальше. Блок в последние полгода высказывал резкое недовольство диктатурой пролетариата. Воздуха ему не хватает, свободы… И самое главное. До февраля сего года Блок был председателем Союза поэтов, потом переизбран, а председателем стал Гумилёв…