Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944
Шрифт:
Перед войной
Несколько визитов в Англию представителей оппозиции, последовавших один за другим в 1938 году, никаких результатов не дали. На это был целый ряд причин, некоторые из них были весьма неоднозначными. Английские руководители того времени, особенно Чемберлен и Галифакс, не отличались гибкостью ума и творческим подходом к проблемам. Они мыслили устоявшимися категориями, ход их рассуждений шел по уже намеченной колее. Они не испытывали особого желания поддерживать нелегальные контакты с антиправительственными силами, которые не имели ни четкой программы, ни четкой организации; и это притом, что с самим германским правительством у Англии были немалые проблемы. Им казалось, что Гитлер полностью контролирует ситуацию внутри Германии, а раз так, то следует иметь дело именно с ним, как бы трудно это ни было. Гитлер использовал любую возможность, чтобы продемонстрировать иностранным наблюдателям, что он заручился полной поддержкой немецкого народа [56] , причем эта тактика имела немалый успех. К тому же английские консерваторы были весьма обеспокоены тем, что в случае свержения нацистского
56
Так, он заявил заместителю госсекретаря США Саммеру Уэллсу в конце февраля 1940 года: «Я знаю, что народы союзных государств верят в то, что национал–социализм и немецкий народ существуют порознь друг от друга. Нет большего заблуждения, чем это. Немецкий народ сегодня един, как один человек, и я имею поддержку со стороны каждого немца».
Создается впечатление, что оппозиция интересовала Лондон лишь с одной точки зрения, а именно в качестве источника разведывательной информации. Однажды, когда три представителя оппозиции встретились в Лондоне с таким же количеством английских агентов, представители германского Сопротивления быстро обнаружили, что собеседников совершенно не интересуют ни взгляды оппозиции, ни планы их действий. Интерес проявлялся лишь к военным планам Гитлера, о чем приехавшим в Лондон было известно как раз весьма немного. Однако, когда этот интерес стал просто навязчивым и беседа превратилась чуть ли не в допрос, один из немцев не выдержал. На вопрос о том, какими силами обладает люфтваффе, он раздосадованно взял с потолка первую цифру, которая пришла ему в голову: «Около 20 000 самолетов». – «Ага! – воскликнул один из англичан. – У нас была раньше такая же информация, но мы ей не верили».
Как закончить войну? Подход Англии
Когда началась война, правящим кругам Англии пришлось коренным образом пересмотреть свою точку зрения на значение и роль внутригерманской оппозиции и возможность ее использования в английских национальных интересах. Фактически единственная надежда на благоприятное развитие событий, остававшаяся у Чемберлена, была связана именно с оппозицией внутри Германии. Чемберлен был вынужден в конце концов признать, что с Гитлером можно разговаривать только на языке силы. В то же время его охватывали вполне понятные сомнения, сумеют ли западные державы, действуя только своими силами, разгромить Гитлера. Чемберлен, вероятно, отказался от плана «удушения» Германии посредством перекрытия ей поставок сырья; надежда на победу в этой «борьбе на выносливость» была невелика – подобная монотонная и дорогостоящая операция была бы столь же уязвима и недостаточно надежна, как и блокада Германии в 1914 году. Были и другие причины отказаться от подобного плана. Оказавшись перед лицом постоянного ухудшения экономической ситуации, противник мог попытаться пойти на отчаянное наступление, как в 1918 году, по принципу «пан или пропал», чтобы вырваться из удушающих тисков. Вопрос бы встал ребром: или полная победа, или полное поражение. Таким образом, «сидячая война» превратилась бы в яростную кровавую схватку, в которой на карту было бы поставлено все.
Надеясь закончить войну малой кровью без ущерба национальным интересам Англии, Чемберлен вспомнил о германской оппозиции, представители которой более чем активно пытались вступить с англичанами в контакт на протяжении последних четырнадцати месяцев. Но даже сейчас он был скептически настроен по отношению к оппозиции и не испытывал особого доверия ни к ее представителям, ни к тем, кто за ними стоял. Сомнения в реальных возможностях оппозиции и стали причиной того, что Чемберлен не сразу пошел на возобновление контактов. Вместо этого он попытался «найти прибежище» в надежде на то, что война ослабит доверие к Гитлеру среди немцев и, таким образом, ослабит «внутреннее национальное единство» в Германии. Каждый шаг английского правительства теперь рассматривался под тем углом, какое воздействие он произведет на умонастроения немцев.
В соответствии с вышеупомянутой позицией Чемберлена в английском МИДе был создан специальный отдел, который стал заниматься подготовкой и распространением соответствующих пропагандистских материалов.
Цель Чемберлена состояла в том, чтобы, проведя четкий водораздел между немецким народом и нацистским режимом, создать между ними брешь и забить туда клин. Это отчетливо просматривается в его выступлении в палате общин 1 сентября 1939 года:
«У нас нет претензий к немецкому народу, за исключением того, что он позволяет управлять собой нацистскому режиму. До тех пор, пока этот режим будет существовать и действовать теми методами, какими он действовал в течение последних двух лет, мира в Европе не будет… »
Подобные же мотивы звучали в последовавших одно за другим выступлениях представителя лейбористской партии Артура Гринвуда и представителя либералов сэра Арчибальда Синклера. Эти выступления, однако, не следует рассматривать лишь как некий тактический ход, направленный на ослабление позиций Гитлера в Германии. Они также отражали и настроения внутри самой Англии, о чем говорили и опросы общественного мнения, и публикации в прессе. В течение первых месяцев войны в Англии сформировалось мнение, что к германской оппозиции следует относиться внимательно и благосклонно и положительно реагировать на ее предложения установить контакт, если подобные предложения действительно поступают и за ними стоят серьезные намерения. Для ответа на важнейший вопрос о том, удастся ли добиться мира или же придется идти на бесконечное расширение масштабов войны, необходимо было, в свою очередь, получить ответ на две группы вопросов:
1. В какой степени оппозиционные группы, ищущие в настоящий момент контакта с английским правительством, смогут убедить его в искренности своих намерений и способности мобилизовать достаточные силы внутри Германии, чтобы осуществить переворот и привести к власти такой режим, к которому Англия испытывала бы доверие и могла иметь с ним дело?
2. Если Англия даст положительный ответ и предоставит заверения в своей поддержке, сумеет ли оппозиция выполнить свои обещания?
Как закончить войну? Подход оппозиции
Отвечать на этот вопрос оппозиции приходилось в обстановке, которая характеризовалась исключительной сложностью и неоднозначностью. Начавшаяся война оказала противоречивое воздействие на судьбы оппозиции. С одной стороны, она подхлестнула наиболее решительно настроенных ее представителей работать еще более слаженно и активно для достижения общих целей. Оглашение Гитлером планов осуществления в ближайшее время наступления на Западе создало благоприятные возможности для того, чтобы убедить военных принять активное участие в подготовке и осуществлении переворота. Никогда после Мюнхена такой благоприятной ситуации не было. Однако начало войны привнесло с собой и новые факторы, усилившие сомнения ряда военных по поводу их права участвовать в осуществлении планов оппозиции. Убедительная победа в польской кампании отнюдь не стала определяющим фактором, повлиявшим на умонастроения военных. И хотя итоги кампании обсуждались военными, можно сказать, достаточно оживленно, глубокого впечатления они на них не произвели. И в Германии, и на Западе эти итоги рассматривались военными кругами как своего рода предупреждение о том, что может случиться, если придется столкнуться с по–настоящему сильным противником. Причины внутренних сомнений среди немецких генералов уходили корнями в военные традиции Германии, определявшие, на что военный имеет право, а на что нет. Именно эти традиции являлись основой мировоззрения немецких военных, включая высшее командное звено. Когда страна находилась в состоянии войны, то выступление против правящего режима, измена ему, что для многих военных было вполне допустимо в мирное время, фактически приравнивалась к измене родине. Подобные действия почти что означали «мятеж перед лицом врага». Должно было пройти как минимум хоть какое–то время, чтобы военные, разделявшие взгляды оппозиции или склонявшиеся к таковым, стали готовыми порвать с традиционными взглядами на то, что можно для солдата, а что недопустимо. Люди, подобные Остеру, которые сделали для себя выбор, руководствуясь логикой борьбы за достижение поставленных целей, столкнулись со сдержанной и неоднозначной реакцией со стороны своих товарищей. Также являлось фактом и то, что начавшаяся война сплотила население страны, которое в значительной степени верило пропаганде Гитлера о том, что война с Польшей была спровоцирована польскими крайними националистами, а также зверствами по отношению к немцам, проживавшим на польской территории. Наконец, существовала вполне реальная и пугающая перспектива того, что западные державы воспользуются внутренней смутой в Германии для решительного продвижения на восток и оккупации страны. Даже если переворот и не привел бы к серьезным последствиям для национальной безопасности Германии, в результате такого развития событий пришлось бы пойти на заключение мира с западными державами на весьма обременительных и невыгодных условиях; то есть пришлось бы пожертвовать весьма многим.
Перед оппозицией, таким образом, стоял ряд насущнейших вопросов, требовавших немедленного решения. Главная задача состояла в том, чтобы любой ценой сорвать планировавшееся на Западе наступление; в то же время были предприняты все необходимые усилия для восстановления контактов с официальным Лондоном с целью выработки рабочего соглашения с английским правительством как основы для дальнейших согласованных действий. Немецкое наступление и переход военной ситуации в плоскость «кто кого» имели бы, с точки зрения оппозиции, катастрофические последствия, независимо от того, кто бы вышел победителем. Победа Гитлера, как считала оппозиция, стала бы чудовищным бедствием как для Германии, так и для всей Европы. А поражение отдало бы страну в руки разъяренного врага, жаждущего мести. Чем более напряженной была бы схватка и чем более неопределенным казался бы результат, тем сильнее была бы решимость с обеих сторон склонить чашу весов в свою пользу. Было крайне важно добиться понимания с официальным Лондоном как можно скорее, избегая всяких отсрочек и затяжек. Каждый потерянный оппозицией день давал Гитлеру возможность еще лучше подготовиться к наступлению. А начнись оно, политические весы трудно было бы удержать в равновесии – оно неизбежно было бы нарушено в пользу одной из воюющих сторон. Любые успехи Германии значительно затруднили бы организацию выступления против режима внутри страны. Успех, соответственно, союзных войск значительно снизил бы желание и готовность Лондона и Парижа о чем–либо договариваться с оппозицией.
Цели оппозиции в отношении западных стран столь сильно зависели от текущей обстановки, что навряд ли стоит пытаться дать им какую–либо общую характеристику. Самым главным для оппозиции было получение заверений со стороны западных держав, что те не попытаются воспользоваться революционной ситуацией в Германии. До тех пор, пока союзные страны не дали бы четких обязательств, что они не воспользуются в своих интересах внутренней обстановкой в Германии, многие немецкие генералы считали бы, и в значительной степени это было бы верно, что выступать в таких условиях против правящего режима означало бы нанести удар в спину немецкому народу. И если в 1918 году тезис об измене и «ударе ножом в спину» был специально запущен, чтобы оправдать поражение, вызванное совсем иными причинами, то в нынешней ситуации картина была бы иной. Во–вторых, было необходимо получить от западных держав аналогичные гарантии относительно условий мира, который был бы заключен с режимом, пришедшим к власти после свержения Гитлера. И тогда, и позднее не было полной ясности, какие условия окажутся приемлемыми для военных кругов Германии. Из этого логично вытекало, что представители оппозиции должны были попытаться добиться от Лондона максимально приемлемых условий и в максимально привлекательном свете представить их ключевым фигурам в ОКХ.