Заговор против маршалов. Книга 1

Парнов Еремей Иудович

Своеобычные довольно «ветряные мельницы» — краса и гордость испанского пейзажа. Крылья их не для донкихотских копий, и помол не для хлебной печи.

Куда ушла «картошка» и сколько ее успели «про­дать», дознаться не удалось.

Друг принца Макса-Эгона и генерала Санхурхо спокойно дожидался своего часа, слоняясь по злачным местам особой зоны. Наслаждался морскими прогулка­ми, танцем живота и смаковал жирный «кус-кус» — денежные переводы поступали исправно.

И вдруг как обухом по темени — Санхурхо погиб!

— Hay que tomar la muerte comos fuera aspirina,— успокоил его генерал Франко и перевел на немецкий: — Смерть надо принимать, как таблетку аспирина.

Встрепенувшись от звонка будильника, Гейдрих включил «телефункен», со вчерашнего дня настроенный на волну Сеуты.

Последняя фраза прогноза «Над всей Испанией без­облачное небо» прозвучала, когда молчаливый камер­динер в белых перчатках подал кофе в постель. По ошибке ее сочли сигналом, но парни Франциско Фран­ко уже покачивались на волнах, держа курс на Кадикс. Заменив погибшего в воздушной аварии Санхур­хо, начальник генерального штаба претендовал на роль вождя.

Несмотря на вопиюще ненордическую внешность, он понравился Гейдриху. Сильный человек. Опреде­ленно умнее Годеда.

Группенфюрер посмотрел на часы: если агентурные данные верны, генерал Мола должен начать действия на Севере — в Наварре и Старой Кастилии. Чуть поз­же ожидались выступления в Барселоне, Севилье и Сарагосе. Восстание в Мадриде планировалось на сле­дующие сутки.

СД внесла известную лепту в успех предприятия, но контрольный пакет акций оставался в кармане Канариса. Старые апробированные связи: солидно, крепко и никакой кустарщины. Истинно по-немецки. Ничего не поделаешь: хочешь кушать, крутись. Розенберг тоже претендует на свой кусок пирога. Курсы, ор­ганизованные для офицеров фаланги на острове Май­орка, изрядно подбавили жару. Все равно как керосином плеснули на раскаленные угли. Испанцы — взрывча­тый материал.

Совещание резидентов, работающих на Средиземно­морском театре, Гейдрих назначил в Шафгаузене на ближайшую пятницу, но поступила шифровка из Па­рижа, от Скоблина, и, поразмыслив, он решил выехать сегодня, вечерним поездом. Вынул из сейфа стопку паспортов и выбрал наиболее подходящий.

— Рейхсфюрер! —позвонил Гиммлеру по прямо­му.— Позвольте поздравить вас с замечательным днем.

— Спасибо, милый Рейнгард, я уже знаю. Благо­дарю от имени фюрера и, конечно, от себя лично.

— Вы не станете возражать, если я уеду сегодня?.. В связи с последними новостями кое-что пришлось передвинуть.

— Счастливого пути, Рейнгард, и, главное, береги­те себя.

Гейдрих раздвинул зеркальные стенки и, войдя в просторный гардероб, небрежно пробежался рукой по вешалкам. Остановился на коричневом в искорку дву­бортном костюме. Чуточку старомодном, потому мало приметном. Впереди был длинный день, и его следо­вало целиком посвятить делу.

Поезд по линии Берлин — Штутгарт — Шварц­вальд — Зинген отходил в 20.03. Можно всласть от­дохнуть в спальном вагоне, кое о чем поразмыслить. Зинген — последняя немецкая станция, следующая остановка — Шафгаузен — на территории Швейцар­ской конфедерации. Служба безопасности через под­ставных лиц сняла на окраине города уединенный дом с бассейном и садом.

Гейдриху говорили, что именно там, в Шафгаузене, в окрестностях старого замка Муно, возвышается та самая колокольня, чьи долгие звоны вдохновили Фрид­риха Шиллера написать знаменитую балладу. Кажется, она так и называется «Песнь о колоколе». Наверное, читал гимназистом. Трагично, что исконно немецкие земли все еще разделены пограничными шлагбаумами.

Гейдрих бросил в портфель дорожный несессер и поехал в управление СД-заграница. Переключив теле­фоны на адъютанта, раскрыл досье Николая Владими­ровича Скоблина, полковника императорской и генера­ла русской добровольческой армии.

Биография Скоблина напоминала легенду, не в шиллеровском, конечно, духе, но в сугубо агентурном, с привкусом вдобавок бульварщины. Впрочем, только на первый взгляд.

Сквозь дешевку проглядывал жестокий лик мате­рого разведчика-двойника, далеко не первого на запу­танных тропах международного шпионажа, но в своем роде уникума.

Служба в драгунском полку, деникинская контр­разведка, дерзкие операции в тылу красных, арест и побег из-под расстрела, отступление в Крым, бегство на последнем пароходе с остатками разбитого войска. Затем Галлиполи, конфликт с полицией Мустафы Кемаля, служба в Белграде у Врангеля и, наконец, бла­гословенный Париж.

Достоверные штрихи с трудом вычленялись в ме­шанине вымыслов и всевозможных слухов. Но именно на этом и строился образ. Нарочито броская театраль­щина отвлекала внимание от значительно более серь­езных вещей.

По подозрению в связи с ЧК была арестована пе­вица Надежда Плевицкая — кумир офицерства, женщина-мечта. За несколько часов до этого Скоблин пил шампанское из ее башмачка под восторженные руко­плескания офицерского собрания. Реакция Скоблина столь же непредсказуема, как и молниеносна. Осадив во главе эскадрона тюрьму, лихой гусар освобождает прелестную пленницу и увозит в неизвестном направ­лении. Побег продуман до мелочей. Влюбленную па­рочку поджидает в какой-то сельской часовенке пья­ненький попик, свидетели, гости — все в золотых пого­нах, с саблями, под которыми и прошли молодые от аналоя к пиршественному столу. Все в лучших тради­циях русской старины.

Понятия смещаются, поступки обретают зыбкий, раздвоенный контур. Побег из тюрьмы превращается в романтическое бегство к венцу. Дружки растроганы до слез. А поутру, явившись пред светлые очи самого главнокомандующего, парочка кидается на колени, умо­ляя простить.

Перипетии пьески как бы навязывают главкому ха­рактерную роль «отца невесты». Суровый и непреклон­ный, он обязан смириться перед свершившимся фактом и благословить молодых. И что же Деникин? Покорно входит в образ? По легенде, записанной со слов самого Скоблина, Антон Иванович выслушал, покряхтел и мах­нул рукой: «Шпионаж — это дело мирское, а любовь — она от бога». Короче, отпустил грех, даже платочком к глазам прикоснулся. Точь-в-точь как «папочка» из какого-нибудь бродячего театра.