Заговор
Шрифт:
— Михаил Михайлович, почему вы все же не согласились пойти на примирение? Ваш обидчик готов принести извинения. Даже прилюдно, — недоумевал Контаков.
Действительно, за последние два дня очень много раскрылось достоверных подробностей деятельности Марии фон Хехель. Я думаю, что часть из этих «достоверных» сведений, скорее всего, почти все — выдумка, поклеп. Это работа мадам Шевалье. Качественно француженка обложила австриячку. Теперь все знают, что баронесса прибыла в расположение русских войск и устроила оргию с казаками. Ну а Платов нынче, появись он в Петербурге, стерся бы в кроватях распутных
— Я почти уверен, что ваши пистолеты будут выбраны для дуэли, — после продолжительной паузы, вдруг, сказал Контаков. — Они красивы, я не видел еще такой тонкой работы
— Михаил, ты больше волнуешься, чем я. Это мне должно переживать, — я усмехнулся.
— А вы излишне хладнокровны. Безразличие или излишняя самоуверенность — это тоже нехорошо, — заметил Контаков.
Я, действительно еще вчера смог просто отринуть все переживания, эмоции. Это умение из прошлой жизни. Даже нет, это — сверхспособность. Возможность унять эмоции в нужный момент дана далеко не каждому.
Между тем, мы уже подъезжали к Охтынскому лесу. Именно здесь, на окраине Петербурга, скорее, даже за пределами города и была назначена встреча. Места для меня знакомые, но вряд ли это сильно поможет.
А вот, что точно не повредит, а поможет, так это моя одежда. Рубаха и штаны были не то, чтобы пуленепробиваемыми, но «пулезадерживаемыми», точно. Пять слоев шелка, а между ними еще три слоя войлока. Летом такую не оденешь, можно и в обморок от перегрева упасть. А вот в начале ноября при морозце — самое то.
Я вышел из кареты, полной грудью вдохнув морозного свежайшего воздуха, посмотрел на небо. Начинался рассвет, и все вокруг было прекрасным настолько, что я словил себя на мысли, что можно даже приехать сюда с Катей и просто полюбоваться природой. Или не просто, но только, чтобы не застудить придатки любимой, сделать все в карете, ну а после вновь любоваться природой.
— Прекрасный день для смерти, — сказал я улыбаясь и закатывая глаза, совершая новый жадный глоток воздуха.
— Не играйте со словами и с Богом, Михаил Михайлович. Накличете беду на себя, — пробурчал Контаков.
— А между тем, моего обидчика нет, — сказал я. — И его секунданта также. Мы же приехали минута в минуту. Восемь часов ровно.
— Согласно правилам, мы ждем четверть часа, — с нотками радости сказал Контаков.
— Миша, мы ждем дольше, — решительно сказал я.
Безусловно, это было бы решением проблемы, если бы мой оппонент опоздал. По неписанному дуэльному кодексу опоздание более, чем на четверть часа — это поражение, проявление трусости. Я не верил, что Балашов забоится стреляться. Это было бы полным его крахом, хуже, чем смерть. Я присел на пенек и молча наслаждался прохладной погодой. Моя соболья шуба, да еще и в купе с теплой рубахой грели больше нужного. Так что от меня исходил пар.
— Еще три минуты, — сказал мой секундант, излишне суетясь, вышагивая взад-вперед.
Я не обращал особого внимания на переживания Контакова. В конце концов, стреляться мне, а не ему. А зарядить пистолеты, думаю, Миша сможет даже дрожащими руками.
— Все, время! — радостно воскликнул Контаков.
Я встал и осмотрелся вокруг.
— А вот и подъезжает Балашов, — сказал я.
— Без медика дуэль может не состояться, — выискивал новые поводы для отсрочки дуэли Контаков.
— А вы прислушайтесь, друг мой! Приближаются две кареты, — усмехнулся я.
Какая-то лихость появилась. Я смеялся вслед старухи с косой, которая ходила вокруг поляны в предвкушении.
— Господа, наша карета загрузла в грязи. Я благодарю вас, что дождались, — сказал секундант Балашова, подойдя к нам с Контаковым. — Но, нет худа без добра. И мы встретили спешащего на дуэль медика, господина Базилевича Григория Ивановича. Это большая удача.
Я стоял отвернувшись. Мне нельзя разговаривать, кроме как со своим секундантом. Так что разговор, который затеял некий подполковник Веснович, бывший секундантом моего противника, не должен касаться меня. Все, я бессловесный механизм, лишь подчиняющийся правилам. У меня только один выбор остается — когда именно стрелять, на каком шаге.
— Выбор пал на пистолеты господина Балашова! — громогласно провозгласил Контаков, который с приездом моего противника резко стал серьезным и смог отбросить внешнее беспокойство, скорее всего внутренне продолжая переживать.
Ничего, мы еще сегодня напьемся. Я передумал сегодня умирать.
— Вот пистолеты уж блеснули, гремит о шомпол молоток. В граненый ствол уходят пули, и щелкнул в первый раз курок. Вот порох струйкой сероватой. На полку сыплется. Зубчатый, надежно ввинченный кремень… [отрывок из поэмы Евгений Онегин А. С. Пушкина глава 6 смотреть, — бормотал я, но был услышан.
На меня обратили внимание, оказалось я громко говорил, был услышан, но никто замечаний не делал. По сути, я нарушаю правила дуэли, но ведь не обращаюсь ни к кому. Можно и молитву прочитать, это случается. Так разве имеют право секунданты одернуть дуэлянта, когда он молится? Нет, вот и сейчас стихи незабвенного Александра Сергеевича Пушкина, не стали останавливать. Впрочем, я сам остановился. Ну не читать же строки про Гильо, секунданта Онегина. Да и вообще, дуэль Ленского и Онегина изобилует нарушениями, похожими с теми, что и нами допущены. Например, опоздание одной из сторон.
— Господа, я еще раз спрашиваю о примирении, — не оставлял попыток секундант Балашова.
Миша Контаков посмотрел на меня с надеждой, но я проигнорировал запроc. Не потому, что был так принципиален, а скорее для того, чтобы в будущем мои недоброжелатели долго думали, стоит ли со мной ссориться. Можно же и пулю получить в наглую плоть.
Мы с Балашовым стали друг напротив друга. Я был в рубахе, мой противник так же. Но, в отличие от меня, ему явно было холодно. Моя же рубаха… А что, если он выстрелит, а пуля ударит и не произойдет ничего? Это могло бы стать если не позором, то поводом для многих разговоров. Не стоит об этом думать. Все же не зря были проведены десятки экспериментов. Пуля пробивает рубаху, но сильно замедляет ее, так что встречая следующее препятствие в виде плоти, пуля не заходит сильно глубоко, следовательно кратно увеличивает шансы выжить.