Заговорщик
Шрифт:
К полудню четвертого дня он въехал в усадьбу, обнял плачущую мать. Она была во всем черном и поначалу вовсе не смогла говорить. Лишь когда дворня собрала на стол и они вместе перекусили, Ольга Юрьевна смогла все рассказать.
– Соратник его к нам заезжал, кланялся. Сказывал, стояли в дозоре, на Кшени… Река там такая. Прознали про набег татарский, пошли перехватывать нехристей. Места там свободные, дорог много. Вот и разделились, дабы охватить. Не дать уйти. Но не получилось. Вернулись обратно – а батюшки нашего с холопами и нет. Поначалу мыслили, задержался в пути. На другой день искать стали. Но нашли токмо через седьмицу… Место, где сеча была. Там лишь косточки остались…
Боярыня опять зарыдала.
– Сиротинушками
Все это было тяжело – но оставить мать в таком состоянии он тоже не мог. Сидел рядом, держал за руки, обнимал. Да и проверить следовало, как дворня, смерды. Может, на послабление стали надеяться? Решили, что хозяйке теперь не до них будет? Пришлось проехать по деревням, показать, что боярин урожденный Лисьин есть, что вот он – их благодетель. Без мужской руки усадьба не осталась. Однако в первый же день Зверев послал в княжество гонца и приказал всем холопам ехать с оружием в Москву.
Только через неделю он рискнул расстаться с Ольгой Юрьевной, ныне уже вдовой, помчался на перекладных дальше, отсчитывая дни и версты. В середине августа он спешился во дворе своего дворца, потратил день на баню и на отдых и опять поднялся в седло – до Александровской слободы оставался последний бросок.
Тайна Иоанна Грозного
Самое обидное для человека – это когда стараешься, тратишь все силы без остатка, выкладываешься на полную катушку, а потом оказывается, что все зря. Острейшее чувство незаслуженной обиды Зверев испытал в Александровской слободе, когда после долгой гонки, после недосыпа, усталости, бережения каждой минуты вдруг выяснилось, что государя-то во дворце и нет. Отъехал с семьей в Троице-Сергиеву лавру, паломник истовый. Молиться ему больше негде!
Целых две недели дожидался князь возвращения Иоанна Васильевича из путешествия по святым местам. Первую неделю просто ходил из угла в угол. Вторую – пил пиво и вино с Даниилом Адашевым, приехавшим с отчетом о походе, целовальными грамотами, подарками из Юрьева и плененным епископом Германом, владыкой Дерптского епископства. Бывшим владыкой бывшей страны.
Так вместе Даниил и Зверев и отправились к государю, когда тот, наконец, вернулся и Алексей шепнул брату, что настал удачный момент похвастаться победой.
Иоанн выглядел усталым и задумчивым, хотя после паломничества должен был светиться одухотворенностью и счастьем. То и дело подходил к окну, подставлял лицо влажному ветру, крутил на пальце обручальное кольцо.
– Скажи только слово, государь, и я все сделаю, – не выдержал Зверев.
– О чем ты, Андрей Васильевич? – не понял царь.
– О супруге твоей, Анастасии. Все знают, по Божьему промыслу стала она твоей супругой, половинкой твоего сердца, любовью твоей единственной. Пять лет тому наведена была на твою семью порча смертная. Тебя я, как помнишь, от нее отчитал. С Анастасией обряда полноценного не получилось. Кто же меня к царице подпустит? Дозволь заговор от колдовства, князем Старицким и слугами его наведенного, сотворить, и она исцелится. – О том, что одним из соучастников смертоносного чародейства был Алексей Адашев, князь при Данииле благоразумно промолчал.
– Ох, княже, как же тебя земля носит? – покачал головой Иоанн Васильевич. – Завсегда ты в час такой попадаешь, когда душа вот-вот сдаться готова. Господь посылает нам испытания, дабы крепость веры нашей проверить. Диявол же по его попущению соблазны творит, чтобы сердце наше смутить и душу от света и Бога к мраку и безверию направить. Нет, Андрей Васильевич, и в сей час не сдамся я на посулы твои. Да, больна драгоценная моя Настенька. Но своей и ее души я тебе, кудесник бесовской, не отдам. На молитвы и милость Господа полагаться станем. Коли спасаться, так токмо Его благоволением, и никак иначе.
– Я всего лишь хотел помочь, государь. Я желаю добра.
– Когда диявол сокровища земные в обмен на душу предлагает, сие тоже добром кажется. Покуда из мира земного в царствие вечности не попадешь. – Иоанн покосился на Зверева черным недобрым взглядом, перекрестился. – Но Господь, хоть и всесилен, диявола не истребляет. Вестимо, нужен ему зачем-то. Видать, как раз для испытания веры в людях православных – как ты раз за разом мою веру пробуешь посулами чародейскими. На все воля Господня, и карать тебя за сие испытание я не стану. Прошел я его, бес, и на сем закончим. К делам мирским вернемся. Даниил Федорович, какое поручение я тебе давал? Ради чего рать поместную собрать дозволил? Отчего же ты, воевода, самовольно в епископство Дерптское вторгся и все его захватил?
– Прости, государь, но ради успеха ратного и для сбережения людей русских…
– Оставь, боярин, – отмахнулся Иоанн. – Нечто не догадываюсь я, как все случилось? Вот он, бесовский слуга, рядом стоит. Тоже, мыслю, про славу и успех сказывал. Клялся, что добра желает, хорошее дело пытается сотворить. Так было? Так, по глазам вижу! Я вот, видишь, испытание соблазном ныне прошел. А ты, боярин, не смог. Но ты не бойся, Даниил Федорович, карать тебя за сие никто не станет. Не отдавать же обратно землю, коли уж покорил ее и люди тамошние крест на верность мне поцеловали? Посему повелел я молебен благодарственный во всех храмах прочитать, за победу славную над схизматиками, ты же награду достойную за сие получишь. Диявол хитер, его не обманешь. Коли награду в юдоли земной смертному пообещал, грешник ее обязательно получит. Вот токмо какова плата опосля окажется, про то лишь после смерти узнаем.
– Прости, государь, – спохватился Зверев, сунул руку за пазуху, выхватил трофейный свиток и протянул правителю.
– Что сие значит? – Иоанн развернул грамоту, пробежал глазами. – О-о… Приказ об исполчении ордена. Стало быть, по мысли твоей, в ответ на сие и я рати встреч магистру Фюрстенбергу отправить должен. И тут уж война случится точно… Что же с тобой, Андрей Васильевич? Отчего тебе столь страстно желается войну меж Русью и орденом начать?
– Орден умер, государь, – развернул плечи Зверев. – Нет его более, одна скорлупа, да гниль внутри. Даниил Федорович свидетель, не способны более драться с врагом потомки славных крестоносцев. Трусы и педерасты [26] там одни, а не люди. Безо всякого труда Россия ныне всю Ливонию занять сможет. Ни крови не прольется, ни расходов на припасы военные не понадобится. Один решительный удар – и твоя страна, государь, прирастет новыми владениями. Ты сможешь твердою ногою встать при море, получить новые торговые пути, свободный выход в Балтику.
26
Так в летописях помянуто.
– Истину ли глаголешь, бес? – приподнял брови Иоанн. – Давай-ка мы с тобой на то глянем. Даниил Федорович, подсоби…
Открыв доверху набитый грамотами шкаф, правитель всея Руси развернул одну с верхней левой полки, другую, третью…
– Ну, вот и она, подержи, боярин, сделай милость…
Адашев разложил желтый шуршащий пергамент на сундуке, прижал закручивающиеся края. Иоанн отступил, кивнул князю:
– Ну, Андрей Васильевич, подскажи, сделай милость. Коли ты купец ярославский али тверской и тебе надобно, допустим, из Вологды полотно льняное тыщу пудов и клинки шпажные тем же весом в королевство французское продать, а в ответ князю Сакульскому в Великие Луки кагор церковный для причастия пятьсот бочек доставить. Как ты сие осуществлять станешь?