Закат империй
Шрифт:
Рыцарь, именующий себя Делим, повернулся к генералу.
— Наверное, это немножко не то, чего вы хотели, генерал. Но очень похоже. Как это вы… а, вспомнил. Достойная доля в достойной жертве. Зачем вы испортили Осмога, генерал? Он ведь мог стать великим воином, одним из лучших воинов этого мира, а вовсе не палачом для мальчишек, пусть даже и очень глупых, а точнее — очень наивных. А вы отвели ему столь недостойную роль… право, мне его жалко. Возможно, Осмог заслуживал менее почетной, но более славной доли.
Генерал поискал голос и обрел его, хоть
— Менее почетной? Вы полагаете то, что произошло, незаслуженным почетом? Скорее, несчастным случаем, Делим!
— Ну, все-таки — стать жертвой Эртайса! — с нарочито подчеркнутой значительностью сказал рыцарь и улыбнулся. — И к тому же — обрести место на священном кладбище, передать детям право на смерть вне очереди… разве не это вы сулите всем претендентам, как великое благо? Только боюсь я, что сам Осмог не стремился к этому вашему «благу». И не старался достичь вершин благочестия изо всех своих сил. Скорей наоборот, он изо всех сил изыскивал возможность увильнуть от предложенной святой благодати. Вот и получается, что почет — незаслуженный.
— Он умер во славу Господа, — крепнущим голосом сказал генерал. — Это великое благо. Эртайс щедро воздает благом за благо.
— А почему это вы считаете, что благо для вас есть благом для всех? Разве есть на свете незыблемое, непреложное, непреходящее добро? И разве именно вы его счастливый обладатель? И уж в особенности: отчего это вы взяли на себя смелость решать, что является благом в глазах Господа? И как следует воздавать за тот или иной поступок?
— Я не понимаю, чего вы от меня хотите, Делим! — возмущенно сказал генерал. — Занялись бы лучше собой, вам сейчас сражаться!
— Я всего-то хочу понять, — с нажимом сказал рыцарь, — зачем вы превратили хорошего бойца сначала в приличного мясника, а затем — в средненький труп.
— Да причем тут я, боже… Осмог уже три года был экзаменатором, когда я стал генералом!
— Интересно, — неприязненно сказал рыцарь, — почему-то, когда надо отдать приказание, вы легко вспоминаете, что генерал — средоточие власти и воплощение всего Ордена, равно как и наследник славы прошлого. А вот когда надо отвечать за что-нибудь скверное, вы сразу проводите резкое различие: вот это — традиции веков, это — орденский устав, а вот это — всего лишь я, чего вы, дескать, от меня хотите? По-моему, это нехорошо и очень несправедливо. А несправедливости я, знаете ли, не люблю. И даже не терплю.
— А что такое справедливость? — криво усмехнулся генерал.
— Справедливость — то, что я считаю правильным, — ровно сказал рыцарь. — Не мешайте думать.
Тут вернулся воин, неся стальной прутик с нанизанными яйцами. Яйца прожарились и подрумянились, от них шел аппетитный парок.
— Угощайтесь, — строго, но приветливо сказал он генералу и стряхнул одно на его тарелку. — Не хочу быть перед вами в долгу. Рекомендую попробовать с сыром. Тебе, Сон, я не предлагаю. Я так понимаю, что ты все равно не станешь есть.
— Правильно понимаешь, — рассеянно откликнулся рыцарь.
Воин надкусил свою порцию
— Ничего, — признал он. — Но бычьи все равно лучше. И больше. Вот тебе и вся мирская слава, Осмог! Вот чего она стоит, когда приходит время самой последней оценки.
— Все уходит в глину, но все уходит в нее по-разному, — сказал рыцарь. — Что будем делать теперь, Рен?
— Теперь ваш черед умирать, мейсар Делим, — насмешливо сказал генерал. — Рыцарь… э-э, Тайсс, я приказываю вам занять место экзаменатора. Через двадцать… нет, будем честными! Через восемнадцать туров вам дадут отдых на пять поединков. И постарайтесь поторопиться, мы возимся с первой тройкой так, как будто это королевский понос!
Воин поглядел на рыцаря.
— Однако они хотят заставить нас сражаться, Сон, — сказал он озадаченно. — Стоит ли тратить столько времени на глупости?
— У этого мира не осталось столько времени, сколько ты собираешься потратить, — с изрядной толикой желчи в голосе сказал рыцарь. — Те два выхода, которые я вижу, мне не очень нравятся…
— А меня один из них вполне устраивает, — сказал воин. — Но я бы хотел, чтоб ты успел додумать. Может, начнем пока?
— Вступивший в поединок не имеет права его прервать, — сказал рыцарь. — Подожди… я почти понимаю… чего же он боится?
Полог снова распахнулся, в шатер вошел Коборник.
— Паника, смятение, извечные проволочки? — ядовито спросил он, проходя к столу и бросая на него перчатки. — Чего ждете, судари мои? Осмог, насколько я разбираюсь в Искусстве, сам собой не воскреснет, а орденского некроманта почему-то не звали. Кстати, генерал, недурная идея, верно? Пусть за честь Ордена сражаются трупы! Во-первых, их не жалко… а во-вторых, может, вы хоть их жрать откажетесь!
Он заливисто захохотал. Стало видно, что он порядком пьян, причем последний раз пил только что, перед тем, как войти в шатер.
— Заткнитесь, Коборник! — в ярости крикнул Скредимош. — Вы позорите Орден! Вы надираетесь с этим вонючим наемником вонючей сивухой и являетесь в шатер только для того, чтобы оскорблять благородных людей! Я клянусь вам, что в следующий же раз, как только появится достойный кандидат, вы сами станете на алтарь с мечом в руках!
— Буду счастлив, — театрально поклонился Коборник. — Только следующего раза не будет. Рассвет, понимаете…
— Вот! — вдруг сказал рыцарь и порывисто поднялся. — Вот оно! Командор Коборник, я хочу задать вам несколько вопросов по правилам проведения поединков.
— Да ради Эртайса, — командор с шутовской церемонностью прижал руку к груди. — Хоть до самого Заката.
— Почему победитель в поединке получает право на внеочередное повышение статуса?
— Так ведь он же, — Коборник сделал размашистый жест в сторону воина, — убил старшего рыцаря. А станет только младшим. Значит, вправе претендовать на повышение до старшего.
— Почему же он станет тогда всего лишь младшим? — быстро спросил рыцарь. — Почему не назначить ему сразу место старшего?