Закат Пятого Солнца
Шрифт:
Впрочем, артиллеристы свое дело наверняка знали. В это же самое время одного из самых свирепых и яростных жеребцов дразнили, водя его неподалеку от гнедой кобылы. Конь желал присоединиться к подруге, но у людей на него были другие планы.
И вот в испанский лагерь пришла большая делегация индейцев. Все это были вожди, богато одетые и разукрашенные. Несмотря на недавнее поражение, гордости они не растеряли — даже вынужденная роль просителей не могла научить их униженному раболепию. Все же приблизились они, выражая искреннее почтение, с многочисленными поклонами и всячески демонстрируя дружелюбие. Генерал-капитан встречал их со всей строгостью победителя. Окруженный соратниками, хмурый и серьезный, он сидел в тени
Эрнан Кортес холодно обратился к посланникам.
— Мы пришли сюда с мирными намерениями, но вы этого не оценили. Вы встретили нас не так, как встречают друзей. Теперь же вы приходите как просители, чтобы похоронить тела павших. Сами же отказываете мне в просьбе о мире. Похоже, вы все еще не осознали того, кто победил в недавнем сражении.
Говорить ему приходилось не спеша, делая перерывы между фразами, чтобы Агиляр успевал переводить.
— Но мое терпение не безгранично. Наши храбрые союзники желают разделаться с вами за враждебные действия. Пока что мне удается их сдержать, но вскоре даже я буду не в силах усмирить их ярость.
После этого Кортес как бы невзначай сжал пальцы на левой руке и, повинуясь этому, заранее обусловленному, знаку, грохнула пушка. Взрыв был подобен грому среди ясного неба. Орудие фыркнуло пламенем и тут же окуталось огромным облаком черного дыма. У всех присутствующих заложило уши. Ядро, пролетев вдоль побережья, врезалось в верхушку одной из дюн. Во все стороны взметнулся настоящий фонтан песка. Не ожидавшие ничего подобного индейцы заволновались. Некоторые из них попадали на колени, другие в страхе закрывали руками головы, зажимали уши. Один, наиболее молодой, даже ринулся убегать. Но затем, оглянувшись и поняв, что все его собратья остаются на месте, устыдился и вернулся обратно.
Но на этом демонстрация испанской военной мощи еще далеко не закончилась. Настала пора жеребца. Его вели под уздцы два человека и направлялись они как раз к шатру, возле которого расположился Кортес. Индейцы, теперь уже знавшие по опыту, сколь грозны лошади в бою, опасливо сгрудились, стараясь оказаться подальше от невиданного существа. Внутри палатки, скрытая стеной плотной ткани, давно уже стояла гнедая кобыла.
Крупный жеребец, черный как ночь, с рыжими подпалинами на морде и вокруг глаз, быстро почувствовал близость самки. Он нервничал, фыркал, тряс смоляной гривой, порывался подойти поближе. Двое испанцев, повиснув на уздечке, с трудом его удерживали. Испуганным местным вождям, естественно, казалось, что зверь рвется именно к ним. Зрелище и в самом деле было угрожающее. Мощные копыта рыли землю, оскаленная морда тянулась вперед. Жеребец пытался встать на дыбы, брыкался, нетерпеливо прядал ушами, косил глазами. Все это сопровождалось оглушительным ржанием.
Альварадо, стоя рядом с Кортесом, изо всех сил старался сдержать смех. Он, как прекрасный наездник, отлично умел укрощать даже самых строптивых лошадей. Сейчас его искренне веселил неприкрытый ужас, запечатленный на лицах индейцев.
Кортес повелел увести жеребца и продолжил переговоры. Не скупясь на красноречивые сравнения, он объяснил, что эти существа — пушки и кони — суть могучие и беспощадные создания, знающие лишь одну цель — истребление врагов. Бороться с ними невозможно и любое неповиновение вызывает у них безудержную ярость. Лишь с огромным трудом ему самому удается до срока смирять их гнев. После этого Эрнан Кортес отпустил индейцев, разрешив им забрать тела павших соотечественников.
Сколь бы смехотворной не была эта демонстрация силы в глазах испанцев, на туземцев она произвела неизгладимое впечатление. Это почти цирковое зрелище убедило их в том, что сопротивление бесполезно. Уже на следующий день в лагерь конкистадоров пришло многочисленное посольство. Сообразив, что одними лишь продуктами не отделаться, на этот раз местные жители несли
Фернана особенно впечатлила одна статуэтка. Ярко блестевшая на солнце ящерица по длине не превосходила ладони, но все мельчайшие детали были отлично видны. Изогнутые лапки топорщились крохотными когтями, все чешуйки отлично прорисованы, глаза сверкали миниатюрными кусочками обсидиана. Она выглядела точной копией живого оригинала, только выполненная из золота. Изделий оказалось немного, но для конкистадоров они стали первым признаком того, что в этих краях есть драгоценные металлы.
Был еще и другой, не менее значимый подарок. В лагерь привели двадцать молодых и прекрасных девушек. Фернан с немалым облегчением убедился в том, что у местных жителей представления о красоте отличаются от индейцев, среди которых они с Себастьяном прожили столько времени. Эти девушки оказались и впрямь стройны, миловидны и привлекательны. Ни одна не щеголяла скошенным лбом, не сверкала спиленными зубами. У нескольких, правда, оказались татуировки, но все больше на руках или ногах.
Теперь туземцы, убедившись, что силой здесь ничего нельзя сделать, преисполнились к чужакам искреннего уважения и настойчиво просили мира. Кортес принял их милостиво. Больше не было грозных демонстраций и гневных речей. Главное, на чем настаивал генерал-капитан, это возвращение жителей в свои деревни. В течение всего двух дней мужчины, женщины и дети вернулись в родные дома.
Многие из них опасливо, но в то же время с истинно детским неуемным любопытством следовали за испанцами. Близко подходить не решались, но издалека во все глаза смотрели на невиданных чужаков, удивляясь незнакомой речи, странной внешности и привычкам. Конкистадоры к этому времени, спаянные муштрой и длительным походом, отличались хорошей дисциплиной. Держались они все больше группами, соблюдая разумную осторожность. Все помнили приказы Кортеса не обижать мирных жителей и потому, ввиду языкового барьера, контактов между испанцами и индейцами почти не было. Лишь несколько человек из ветеранов Грихальвы могли с горем пополам произнести два-три слова на местном наречии.
Кортес в это же время налаживал дипломатические отношения. Не обошлось дело без подарков. Он отлично видел, что испанцы и индейцы ценят вещи совершенно по разному. Какие-то яркие перья, пусть и очень красивые, но лишенные настоящей ценности для европейца, колокольчики, бубенцы, стеклянные бусы… Все это привлекало внимание туземцев и казалось им удивительно дорогим. Причем те же колокольчики ценились сами по себе, а вовсе не из-за металла. В глазах местных жителей медный был ничуть не хуже, чем золотой.
Всякого такого добра у конкистадоров хватало, и теперь любой вождь, получив грошовые стеклянные бусы, носил их со столь важным видом, как будто это императорская корона. В ответ испанцам досталось немало ценных вещей. В первую очередь — провизии. Кортес изо всех сил старался расположить к себе все окрестные племена. И снова потянулись долгие переговоры.
Агиляру пришлось весьма постараться, донося смысл всего сказанного до вождей. Речь шла о мощи Испании, а также ее короля — величайшего из правителей, чьими подданными стали отныне окрестные индейцы. Поверить касикам во все это было несложно. То, что несколько сотен воинов сумели разгромить их многочисленную армию, стало лучшим подтверждением могущества испанского монарха. Следующей темой оказалась религия. И здесь все прошло куда легче, чем конкистадоры могли ожидать. Индейцы соглашались креститься, спешно отрекались от своих идолов и кровавых жертвоприношений, а также дали добро на установку алтаря и большого деревянного креста. Фернана это крайне удивляло.