Закат. Re_Animation
Шрифт:
Однажды он даже заплакал во время спора Натальи, имя которой он узнал намного позже и какого-то солидного армянина с животом в белом халате нараспашку. То, с каким рвением она отстаивала её право попытаться применить еще пару терапий к его телу, которое уже все наотрез признали трупом. И то, насколько искренне она, не торопясь как остальные врачи из конвейера, проводила все процедуры начиная от измерения температуры, заканчивая контролем за забором анализов вызвали в его душе слезы, которые выливались через его глаза. Возможно, ей придавало это сил в борьбе за его тело.
Она отстаивала его перед всеми комиссиями, перед всеми врачами. На вид она была еще только выпустившаяся аспирантка, которая рьяно пыталась противопоставить личные амбиции нормам здравоохранения. И она старалась заботиться о нём как о своём ребенке, о нём- человеке который был ей чужд, ради которого она была готова положить свою, без сомнения, весьма перспективную карьеру, споря с начальством, терпение которого в отношении хороших кадров является хоть и большим, но не безграничным.
Он так и лежал в пустой палате, рассчитанной на четыре койки, единственным пациентом которой был он. Возможно это был карантин или обсерваторий, это он так и не уточнил, да это и не важно. Он знал что Она придет утром, проверить его состояние. Притащит медбратьев, которые нехотя поворочают его тело против пролежней, сменят пелёнки и катетеры, установят капельницы. Потом придет старая толстая медсестра, которая под её наблюдением возьмёт анализы, попутно рассказывая про своих детей и внуков, спрятав анализы в чемоданчик, уйдет подобно ковбою или бочке перекатываясь с одной ноги на другую. Наталья уйдет по другим пациентам. Но обязательно вернется. Каждое открытие двери в его палату – её приход и это время открывать глаза.
Даже в свои выходные, исходя из нерабочей формы в лице строго белого халата, нарядишвись в лёгкое голубое платье она приходит и смотрит за тобой, иногда рассказывает какие-то новости и делится с тобой как с другом. И смотрит не только за тобой, а за тем, чтобы младший медперсонал добросовестно выполнял свою работу. Думать что она влюбилась было бы опрометчиво и глупо. Это было ясно. Просто у человека такой склад взаимодействия с миром. Когда ты ради неё пытаешься сделать следующий вдох. Потому что видишь, что в мире остался кто-то, кто в тебя верит и кто от тебя не отвернулся. Но теряешь сознание, выплевывая в трубку остатки лёгких, пытаясь сделать глубокий вдох и последнее что видишь, как под её крики к тебе бегут люди в халатах и меняют трубку.
В какое-то время несмотря на всю жажду жизни, тебе становится жалко совершенно незнакомого тебе человека, который тратит столько энергии на тебя, который просто прикован к кровати, и время открытых глаз которого каждый раз становится всё короче. И возникает уже жалость не к себе, не ко всем своим упущенным шансам и возможностям, а к человеку, который тратит на тебя своё время. Не смотря ни на что.
В одно из очередных открытий глаз, которое означает приход Натальи, в палате появляется некто без халата, который, зайдя, стоит позади двери и сжимает что-то в руках за спиной. Разглядеть человека нельзя, так как нет возможности поднять голову, да и сама попытка сделать это означала бы вход в кому, так как горло уже само подвержено распаду и воспалено и даже попытка проглотить слюну отдается болью. Человек стоит, не обращая никакого внимания, и как только со скрипом белой двери заходит Наталья он резким рывком заваливает её на свободную койку. Фонтан крови, орощающий всю палату в попытки крика и вылетающая из горла трубка – последнее воспоминание при знакомстве с Сергеем.
Закончив с настройками и регистрацией оборудования, которая затянулась вследствие обстоятельств высшей силы, Виктор попрощался с Алёной и двинулся к ожидающему такси.
– Точно всё нормально?
– Да, скоро буду.
– Очень жду. – сказала Алёна, потягиваясь в кровати.
Виктор оделся, накинул высохшую ветровку, положил паспорт, в котором предусмотрительно была закреплена на липучку карточка прав, на которые он ранее и не обратил внимания, накинул бейджик на шею и вышел к ожидающему у ворот белому солярису, на котором красовалась реклама о беспроцентном подключении к различным сервисам такси и нулевой комиссии с заказов со звёздочкой. Поравнявшись, он еще раз взглянул на телефон и на номер автомобиля. Номера различались.
– На варшавку? – спросил приветливый гражданин в маске.
– Да.
– Это у меня просто машину поменяли, а номер в системе еще не обновился. – сказал он, щурясь. – у вас по безналу всё равно.
– Да. – произнёс Виктор и нехотя сел на заднее сидение, неуютно ощущая себя в роли пассажира полулегального такси. – только мне бы еще в банк по дороге заехать.
– А, ну без проблем, брат. – отозвался водитель и поехал, старательно избегая камер на выделенную полосу.
Доехав до банка таксист приподнял маску, закинул в рот и откинулся в кресле.
Виктор снял оставшиеся деньги, оставив на карте пару тысяч на всякий случай и пошёл обратно к машине, около которой стоял водитель и обильно жестикулируя разговаривал с кем-то по телефону и уплетал шаурму, приобретенную в соседнем ларьке. Виктор сел на заднее сидение и осмотрелся: этот солярис, со всеми его цифровыми панелями выглядел на несколько веков хуже, чем сергеевский «москвич», с которым, конечно, глупо что-либо сравнивать. Но всё равно весь этот скрипучий дешевый пластик, все эти висюльки-ёлочки, зеркала которые не дают какого-либо обзора, и вонь, въевшаяся в сиденья и включающая в себя запахи табака, человеческих выделений, вокзального фастфуда, пива и самых дешевых ароматизаторов из супермаркета, которыми пытались выпрыскать другие запахи, чтобы сэкономить на химчистке вызывала тошноту.
Вскоре водитель вернулся в машину, надел маску и поездка, атмосфера которой усугублялась каким-то восточным радио, становилась невыносимой.
– Можете отменить поездку? – спросил таксист. – Ну, там добавишь пару соток так. Чтобы без комиссии. Тебе ничего не будет.
– Хорошо.-,сказал Виктор. – Но тут только завершить?
– Да. Вот- завершишь нажми. – сказал водитель и, встав на светофоре, открыл дверь и выплюнул нажеванную массу.
Подъехав к точке Виктор протянул пятьсот рублей, самую мелкую купюру из тех что выдал банкомат.
– Ой, брат, а что же ты не сказал что сдачи не будет! Точнее что у меня должна!
– Ладно. Держи без сдачи. – скрипя зубами и сдерживая бурлящую агрессию произнёс Виктор и вылез из машины.
– Ой, спасибо, брат! – сказал таксист и тут же умчался, торопясь под стрелку.
Виктор взглянул на телефон, чтобы сверить адрес дома, в котором размещался таксопарк и заметил сообщение о списании, в котором было указано что поездка стоила 640 рублей вместо 300 заявленных изначально. И тут же он он понял, что таксист возил его кругами и именно поэтому попросил поездку завершить заранее от точки, да еще и стряс с него налички, объявив что у него якобы нет сдачи.
Но это сейчас не имело смысла, главное это было получить машину. Он подошёл к КПП
– Куда? – спросил лысый дедок, развалившийся на стуле с деревянной спинкой, которые в последний раз можно было увидеть в школе какого-нибудь захололустного городка и попыхивая сигаретой с жёлтым фильтром.
– В такси.
– Проходите. – ответил дедок, при том что и так ничто не пригораживало путь. А он, если бы и захотел, то не смог бы даже встать. Создавалось впечатление, словно он и был тем самым «крутым» парнем с задней парты, выкрикивающим скабрезности и смеющийся жестяным ржанием, который так и сросся со своим стулом, так и не вырос из него.