Закат
Шрифт:
— Все, хватит и мою больную спину студить, и твою тоже, — Лужа с трудом встала, смахивая с пухового платка бисером блестящие капли. — Пошли в дом. И вообще, переезжай уже ко мне. У Горляны жильцов хватает, а тебе не придется каждый день через всю деревню бегать.
Спорить было не о чем — в старостином доме на самом деле поселилась большая часть бывших разбойников. Ютились вшестером в двух комнатах, но наотрез отказываясь стеснять самого Заката. Он был почти уверен, что причина скорее в страхе, чем в вежливости, и от этого чувствовал себя совсем неловко.
Лужа устроила ему постель на лавке, сама обосновалась
В первую ночь Закат никак не мог уснуть — лезло в голову видение о маленькой хатке, пришедшее, когда он лежал в забытьи после схватки с медведем. Сон о женщине, которая спала на такой же лавке под окном. Которая умерла на ней же.
***
Мальчик идет по лесу, пиная валяющиеся на земле шишки. Его послали за грибами, но дождей не было слишком давно. Когда он вернется ни с чем, его снова побьют. Потом вступится мама, и ее побьют тоже.
Он наподдает шишке со всех сил, на глаза наворачиваются злые слезы — вот бы можно было так же… Вот бы скорее вырасти. Вот бы всем показать!
— Зачем же ждать, малыш? Только пообещай мне кое-что взамен.
Шишка, прокатившись по ковру иглицы, останавливается у чудного рыжего сапога. Мальчик медленно поднимает голову…
Закат сел на лавке, судорожно хватая ртом воздух. В кулаке, как и много раз до того, был зажат оникс, сердце гулко бухало в груди, по коже пробегал озноб, будто комнату выстудил зимний ветер.
Он вспомнил человека, который встретился ему в лесу. Вспомнил, как вцепился в веревочку, на которой болтался удивительный черный камень. Как бродячий торговец, продавший ему мечту, усмехнулся:
— Поздравляю, малыш. Теперь ты им всем покажешь.
За прошедшие века Левша ничуть не изменился.
Хотелось сорваться с места, хотелось неведомо как, но догнать ушедшего много дней назад торговца сказочными судьбами. Схватить за грудки — мы так не договаривались!
Закат знал, что это бесполезно. Они договаривались именно так, а что мальчик ничего не понял из договора, Левше было плевать. Мало того, торговец именно на это и рассчитывал, продавая судьбу в обмен на единственное, что могло остановить будущего Темного властелина — жизнь больной матери.
Закашлялась Лужа на печи. Закат встал, достал из печи кувшин с теплым травяным отваром, налил в кружку.
— Спасибо, — старуха, выпив лекарство, скривилась. — Ну и гадость! Полезная зато… А ты чего не спишь-то? Сон дурной приснился?
— Вроде того, — кивнул Закат, забирая опустевшую кружку. — Прошлое приснилось.
Невозможно было перестать думать — а если бы он тогда не взял камень? Мать осталась бы жива, или все равно умерла бы от своей болезни? Отец — Закат так и не мог вспомнить, родным он был или нет — продолжил бы издеваться над семьей, или умер бы от случайной, а не направленной грязной мальчишеской рукой молнии? Что делал бы сам Закат? И как, как, как все-таки звали того мальчика, который купил себе судьбу Темного властелина?..
Волос коснулась сухая рука, Лужа смотрела на него с печи, сочувственно улыбаясь. В темноте ее лицо казалось нарисованным в золе, а блестящие глаза — драгоценными камнями, что так часто призывают искать средь углей.
— Прошлое бывает тяжелым. Но знаешь, что надо помнить, когда о нем думаешь? Оно прошло.
Закат кивнул, опустив глаза. Прошло. Но цепочка следов из этого прошлого тянулась в сегодняшний день.
К счастью, следующие сны оказались проще. Ночь за ночью воскресали в памяти непобедимое войско, сражения, дракон, по приказу Темного властелина поливавший огнем вражеские армии. Закат иногда думал — интересно, где он сейчас? Постепенно и днем начали вспоминаться разговоры с чешуйчатым советником, его багровые глаза с по-кошачьи узкими зрачками. Закат определял время воспоминания по тому, как дракон, в первые годы похожий на черный язык пламени, матерел, становился крупнее и тяжелее. На его чешуе появились тонкие прожилки, напоминавшие годовые кольца деревьев, и множество метин от стрел, которыми осыпали его не желавшие покоряться люди. В его голосе все чаще слышалась усталость, которую нынешний Закат узнавал с трепетом — такая же усталость пропитывала его самого последние годы. Дракон не умирал и не воскресал, но ему хватало и так.
Однако чем больше Закат вспоминал, тем крепче убеждался — когда Пламя улетел, устав от бесконечной и бессмысленной войны, его никто не заменил. Это обнадеживало.
Клубок воспоминаний, однако, разматывался в обе стороны, и Закат отдыхал сердцем во снах о не так давно прошедшем времени. Вот с руки маленького Пая снимают повязки, и он с удивлением рассматривает незагоревшую под бинтами кожу. Вот Закат учит его стрелять из лука, а поняв, что мальчик не приспособлен к боям, нанимает циркача научить его всяким шутовским трюкам…
Высокий, ростом почти с Темного властелина человек в красно-желтом костюме кланяется до смешного глубоко, будто вот-вот кувыркнется. Задирает голову, смотрит на трон и стоящего у черных ступеней Пая. Что-то неуловимо меняется в лице циркача, когда он снова опускает глаза.
— Что прикажете, мой господин?
Темный властелин кивает неуверенно обернувшемуся к нему мальчику, тот подходит к своему будущему учителю.
— Научишь его всему, что знаешь. Он будет моим шутом.
Пай счастливо улыбается, не замечая, как в почти священном ужасе искривляются черты циркача, который с поклоном приглашает ученика выйти с ним во двор. Темный властелин прикрывает рот ладонью, чувствуя кончиками пальцев, как изгибаются его губы в неподобающем выражении. В мягкой улыбке.
***
Темный властелин вталкивает мальчика в приоткрытую дверь, захлопывает, запирает на засов. Пай и служанки молчат, как мыши под метлой, и слава судьбе. Он бежит во внешний двор, сбивая с ног заглянувшего под арку светлого рыцаря. Из-под откинувшегося забрала перепугано смотрят серые, как у Пая, глаза, и Темный властелин, не став добивать упавшего, врезается в бурлящую во дворе схватку.
Меч входит в спину меж сочленений доспеха. Сероглазый рыцарь свой шанс не упустил.
***
— Мой господин… Мой господин…
Пай размазывает слезы по чумазому личику, старый капитан стражи, правящий телегой, размеренно рассказывает умирающему:
— Как вы и велели, мы отвлекали их от раненых. Сами из схватки не все могли выйти, мальчишка вот помог. Ну чисто уж, просачивался между бойцов, вытаскивал упавших.
Рука в черной латной перчатке медленно поднимается, ложится на голову мальчика.