Закат
Шрифт:
Мужик в самом деле оказался старостой, звали его Углем и был он родоначальником едва ли не всей деревни. Жена его, высокая женщина с длинной смоляной косой, взялась накрывать на стол.
Угощение могло бы показаться скудным, если бы не вид окрестной земли — чтобы вырастить даже такие крохи, людям наверняка приходилось прикладывать немало усилий. Приглашение к столу было здесь большой честью.
Суетилась по дому молчаливая женщина, подозрительно поглядывая на чужаков. Принц, чтобы не сидеть в неловкой тишине, завел рассказ об удивительных местах, в которых побывал караван — о жарком юге, где вода стоит дороже золота, и где они сначала
Староста слушал молча, рассматривая гостей. Доев жидкую пресную кашу, хмыкнул, откинулся на стену. Спросил насмешливо:
— Что, так и не спросишь, отчего земля у нас черная и горячая?
Принц, прерванный на середине рассказа, помолчал мгновение. Кротко улыбнулся:
— Мы видели и не такие чудеса. Нам интересно, но я не был уверен, что вежливо будет спрашивать.
Уголь расхохотался басовито:
— Ишь ты, вежливые бродяги! Тут светлые, если дойдет кто, таращатся с открытым ртом, а вы спокойные. — Тенью его смеха улыбнулась хозяйка, налила всем по кружке удивительно вкусной воды. Уголь выхлебал свою порцию без всякого почтения, обвел гостей насмешливым взглядом. Когда никто не смутился и не выказал нетерпения, вскинул брови в насмешливо-восхищенном удивлении. — Видать и впрямь повидали всякого. Что ж, давайте я и о нашем чуде расскажу…
Закат опустил голову. Приметил, как смотрит пустым взглядом в стену Пепел, будто мог увидеть, как ползет по ней черная линия, как вгрызается в бревна засевший под землей жар, оставляя за собой лишь крошащийся уголь и оседающие в него верхние венцы. Заставляя каждую пару лет надстраивать пеплом рассыпающийся дом.
Темный властелин недооценил упрямство жителей Мелких озерец. Они не просто выжили. Они остались жить на своей земле, продолжили удить рыбу в разбросанных по лесу смешных лужах, лишь по недоразумению названных озерами. Только скот держали теперь на дальних пастбищах, и огороды разбивали там же. Даже приспособили страшную особенность земли себе на пользу — здесь легче было добывать железо, да и такие краски, как делали местные красильщики, нигде больше невозможно было достать. Потому и терпели их светлые. Потому — а еще потому что боялись. Жители Мелких озерец, ныне прозванных Черным выгоном, были подобны закаленной стали. Их не смог прогнать с этой земли даже дракон, уж тем более не под силу это было светлым рыцарям.
— Вот такая история, — подвел итог Уголь. — Можешь прибавить к своим байкам, бродяга.
Принц поблагодарил, глядя восхищенно. Закат понимал его, вот только он, восхищаясь, отводил взор.
От стойкости этих людей не было лучше ни им самим, ни их детям, которые продолжали дела своих отцов и матерей. Они были упрямы, они могли лбами продавить стену. Вот только пламя дракона — не стена. Оно не стало ничуть прохладней за прошедшие два столетия, и не угаснет еще рок знает сколько лет. Его не перебороть упрямством.
И в то же время — у Заката, пожалуй, было меньше всего права размышлять, разумно ли поступают жители сожженного поселка. Не только потому, что именно Темный властелин был виной их бедам, но и потому что ныне он мог потягаться с ними в упрямстве. Он пытался перебороть свою судьбу. По сравнению с этой затеей решение дождаться, когда погаснет вечное пламя, казалось почти разумным.
Когда гости уже вставали из-за стола и собирались уходить, Уголь окликнул Принца. Сказал веско:
— Байки ты травишь хорошие, знаешь много о том, что в мире делается. Если не все твои спутники такие молчуны, как эти — подводите поближе повозки. Нам будет чем обменяться.
***
Караван сначала встретил переговорщиков напряженной тишиной — кто знает, что за люди ломятся из кустов — а потом шквалом вопросов. Кто здесь живет, о чем говорили, что делать теперь?
— Нас звали в гости, — сказал Принц, разом отвечая на большую часть вопросов. Бродяги на миг затихли, пытаясь уложить в головах новость, переглядываясь.
— Мы пойдем? — спросила Рада. Принц замешкался, вдруг пожал плечами, беспокойно обернулся на до сих пор молчащего Пепла. Тот стоял одиноко, обнимая себя за плечи, будто бы вообще не здесь. Рада поняла, обернулась к остальным.
— Наш вождь и его друг будут совещаться. А нам надо подготовиться к представлению — мы ведь сколько их не проводили.
Искра фыркнула, тряхнула юбками — она, мол, хоть сейчас может сплясать без всякой подготовки. Однако не многие разделяли ее уверенность. Люди разбрелись — жонглеры искать факелы и тупые кинжалы, огнеглотатели варить зелье, которое позволит не обжечь глотку, фокусники вспоминать трюки. Деловито завязывала себе глаза кругленькая как булочка девушка, стоя перед тремя свечами, кнут обвивал ее плечо.
Закат помогал кому мог — зажигал свечи, погасшие от щелкнувшего возле них кнута, слушал чужие сказки, подбадривал юного жонглера. Однако ожидание затягивалось, а Принц с Пеплом все не возвращались. Рада, в который раз тасовавшая карты, осаживала нетерпеливых, но и сама все чаще поглядывала на дальний костер, возле которого дозорным сидела Искра. Наконец не выдержала, попросила Заката:
— Сходи хоть Искру спроси, что у них там. Если я пойду, за мной весь караван потянется.
Закат пошел. Еще на полдороге услышал доносящуюся из-за повозки ругань — здесь негромкую, но Пепел наверняка едва горло не срывал. Помедлил, не уверенный, что стоит спрашивать, если и так ясно, что разговор не кончен, однако Искра сама встала навстречу. Оглянулась на повозку тревожно, пожаловалась:
— Они там так орут, мне даже подходить страшно. И ничего не понятно, то ли даем мы представление, то ли нет. Как по мне, — улыбнулась хитро, прошла мимо Заката, мазнув плечом по его плечу, — так людям надо давать то, что им нужно.
Он склонил голову, подождал, пока девушка чуть разочарованно хмыкнет и уйдет к Раде.
Закат знал, что нравится Искре не больше, чем любой другой; просто спутник, один из многих, идущих с ней по одной дороге. Знал также, что большинству встреченных ею по пути и живущих в караване мужчин отсутствие любви не мешало делить с Искрой повозку, плащ или подворотню.
Он, увы, принадлежал к меньшинству. Впрочем, его не раздражали ее заигрывания, скорее веселили, разгоняя тяжелые мысли, приходившие, когда он оставался один.
По счастью, в караване это случалось редко.
Из-за повозки донесся глухой звук удара, будто кого-то впечатали спиной в ее борт. Закат, помедлив, все же подошел ближе. Беспокойство было глупо и бессмысленно, но избавиться от него не выходило. Да и следовало все-таки спросить, что они решили насчет представления.
Однако говорили друзья отнюдь не об этом.