Закатная звезда Мирквуда
Шрифт:
В который раз она покидала уютный приют, выбирая дорожные тяготы мягкой кровати? Эллет сбилась со счёта ещё в прошлом тысячелетии. Потеряв однажды родной дом, похоронив его позднее под водами Великого Моря, ей нигде не было покоя. Неспокойная душа всегда рвалась вперёд, всё дальше и дальше по призрачному пути, ведущему к сокрытой цели. Все эти века она будто бы искала нечто бесценное, но, найдя, боялась дать этому имя и обмануться.
Тепло от поцелуев Андунээль ещё долго хранилось на губах Владыки. Она уже несколько часов как находилась в своих покоях, а он до сих пор чувствовал
Этой ночью сон короля был спокоен и безмятежен так, как не был много сотен лет. Сквозь него в сознание не проникали ни картины прошлого, ни плохие предчувствия, ни отражения потаённых желаний. Отчасти поэтому наступившее утро принесло ему прилив бодрости и показалось прекрасным. В вышине ярко сияло обновлённое солнце, под которым таял колкий лёд небес. Уже сейчас день за днём всё ярче становился свет, даря надежду на то, что самый тёмный уголок Мирквуда однажды вновь наполнится жизнью, отбросит зло, неустанно терзающее Рованион^3.
Когда собранные на очередное совещание Легандир, Орелион и Фаэноил, назначенный новым главным королевским лекарем, увидели в каком настроении Владыка вошёл к кабинет, каждый из них по-своему отреагировал на сияющего изнутри таура. Орелион облегчённо выдохнул, поняв, что в это утро грозы удастся миновать. Фаэноил, до этого редко видевший короля, расслабился, отклоняясь на высокую спинку кресла. А Легандир довольно прищурился, глядя на наливающего себе вина Трандуила. Он единственный догадывался о причине столь благостного настроения старого друга, но в присутствии других за лучшее счёл промолчать.
Всё шло своим чередом: Легандир один за другим подсовывал королю указы, которые тот тщательно проверял перед тем, как подписать; Орелион, не скрываясь, обращал внимание Владыки на необходимость проведения отбора в ряды стражей и подготовку новых партий доспехов и оружия; а Фаэноил несколько раз отметил, что было бы не плохо переоборудовать некоторые рабочие пространства в лекарском крыле по подобию лаборатории Леди Андунээль.
Поймав пристальный взгляд Владыки, он невозмутимо отметил:
— Методы брениль во многом отличаются от тех, которыми привыкли пользоваться мы. Бесспорно, она обладает огромной силой, даже отблески которой неподвластны нам, растерявшим во времени былое величье. Но, во-первых, я не хотел бы, чтобы об этом узнал кто-то за пределами вашего кабинета, Владыка. А, во-вторых, мне хватает ума понять, что эффективность работы Леди Андунээль — это то, к чему нам всем следует стремиться. Перенять её опыт — вот что нам следует сделать для того, чтобы не дать тьме победить. Все эти яды: паучьи, моргульские или какие бы то ни были ещё — мы бессильны перед ними. Мы теряем людей. Теряем земли. Я ведь верно понял это, Орелион? — дождавшись кивка от командующего стражей, продолжил: — если кто и сможет нам помочь, то это она.
Какими бы громкими не показались Трандуилу заявления лекаря, во многом он был с ним согласен. Как, впрочем, и со всем остальным, предложенным в это утро доверенными
Когда большинство вопросов осталось позади, в двери раздался стук, после которого, с разрешения Трандуила, в кабинет вошёл взволнованный лейтенант армии Мирквуда. Молодой эллон настороженно обвёл взглядом присутствующих и поклонился королю.
— Доброго вам утра, Владыка.
Едва окинув его взглядом, Трандуил вопросительно выгнул бровь и с едва уловимой иронией улыбнулся.
— Ферен, что-то случилось?
И без того ровный и тонкий, эллон побледнел, вытянувшись, словно по струне.
— Этой ночью Леди Андунээль и аранэн Леголас покинули дворец.
Звук треснувшего стекла дрожью прошёлся по нервам эльдар, находившихся в кабинете короля. Все взоры вмиг обратились на Владыку, сжавшего хрустальный бокал с вином с такой силой, что тот сломался, словно хрупкая скорлупа. Глядя прямо перед собой замершим взглядом, в котором застыл лёд, он не замечал, как осколки впились в кожу, и как они распороли её, проникая глубоко в плоть. Несколько ярко алых капель скатились на пол, прочерчивая путь, после чего кровь потекла сильнее. Продолжая сжимать в руке осколки, Трандуил горько искривил уголки губ.
Он дал ей всё, что она желала, и готов был преподнести ещё больше. Она просила время, и он терпеливо ждал. Просила свободы, не стал удерживать её, хотя мог. Он открыл ей сердце, безрассудно подарил его. Вся его нерастраченная нежность и затаённая страсть принадлежали только ей одной, а она сбежала под покровом ночи, словно вор. Уехала и даже не попрощалась. Так, будто он ничего не значил для неё.
Жестокая лгунья! Она проникла ему под кожу сладким ядом обещаний, опьянила мимолётной лаской и растаяла во тьме, оставив его блуждать в ней в одиночестве.
Сквозь гнев, горечь и боль предательства, пеленой застлавшие глаза, он не сразу расслышал советника, приказывающего Ферену уйти, на что тот упрямо стоял на своём:
— Что прикажете делать, Владыка?
Видимо он не раз произнёс одни и тот же вопрос, прежде чем Трандуил махнул ему окровавленной рукой на дверь.
— Ничего, — отстранённый, безразличный голос был мёртв. — Теперь уже ничего. Ступай.
Чувствуя себя посторонним в свете развивающихся событий, Орелион поспешил откланяться и уйти следом за лейтенантом. Как всегда оставшийся подле старого друга Легандир тихо выругался под нос на глупых пугливых эллет и паникующих раньше времени эллонов. Но прежде чем он подошёл к Трандуилу, Фаэноил уже поднялся из кресла и спокойно, словно ничего и не произошло, произнёс:
— Владыка, позвольте мне обработать рану.
— Благодарю за беспокойство, — дежурная фраза холодно слетела с губ короля, — но я хочу, чтобы вы все оставили меня. Легандир, иди. Оставьте меня.
Вопреки приказу, советник хотел возразить. Он недовольно прищурил потемневшие кобальтовые глаза и уже собирался разразиться длинной тирадой, как Фаэноил отрезвил его:
— Идёмте, советник. Владыка пришлёт за вами, когда понадобится ваша помощь.
Как только дверь за ними захлопнулась, Трандуил посмотрел на ладонь, в которой застряли осколки. Надавив на самый крупный из них, он хотел ощутить физическую боль, хотел, чтобы она перекрыла ту, что раздирала его изнутри, но ничего не почувствовал.