Заклинатель джиннов
Шрифт:
Умывшись и распрощавшись, они ушли. В голове у меня чуть-чуть шумело, и почему-то я направился не к своему обычному лежбищу, а в спальню, к ореховому шкафу с коллекцией Коранов. Коран на английском, Коран на французском, Кораны на русском и арабском… Вытащив один из них – не помню какой, но, разумеется, не арабский – я раскрыл его посередине и прочитал:
«Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Поистине, Мы ниспослали его в ночь могущества! А что даст ему знать, что такое ночь могущества? Ночь могущества лучше тысячи месяцев. Нисходят ангелы и дух в нее с дозволения Господа их для всяких повелений.
Она – мир до восхода зари!»
Пророчество? – подумалось мне. Или случай, явивший слова, что не имеют отношения ни к Теплой Капле Сергею Невлюдову, ни к его возлюбленной, ни к его друзьям и врагам?
Но так ли,
Глава 13
ЗВОН БУБЕНЦОВ
В дальний путь караваны идут, бубенцами звенят,
Кто поведал о бедах, что нам на пути предстоят?
Берегись! В этом старом рабате алчбы и нужды
Не бросай ничего, ибо ты не вернешься назад.
Первое марта. По такому случаю я с утра до ночи пил кофе из маминой кружки – все-таки праздник, пусть не государственный, а только календарный. Кофе я потреблял литрами, для бодрости духа и ясности мыслей – первый весенний денек, как и два предыдущих, выдался тяжелым. Верно говорят, что любопытство не отнесешь к порокам, но и к достоинствам не причислишь! Во всяком случае, те, кто лишен любопытства, знают меньше, зато и спят спокойнее.
Я сунул любопытный нос во всякие дела, о коих не информируют граждан, чтобы не вызвать у них приступов черной меланхолии. Обычно от этой болезни нас защищают здравый смысл и скептицизм – вот, например, какой-нибудь дотошный журналист пытается сказать нам правду, но мы не верим: правда страшна, в полном объеме недоступна, а журналисты склонны раздувать сенсации, да и вообще народ продажный… К тому же они преподносят версии, а это не так убедительно, как факты и документы, секретные отчеты, кадры специальной киносъемки и обобщающие резюме. Что мы, к примеру, знаем о Чернобыле, статистике рождений и смертей на сто километров окрест или о мутагенных факторах и их влиянии на деление клеток? О нарушениях диплопдности и гаплоидности? О продуктах, вывозимых из чернобыльской зоны, путях, какими они проникают на рынок, и о последствиях их утилизации в собственном желудке? Или о потомстве мародеров, грабящих запретный край с упорством и усердием? Джини об этом знал, а значит, знал и я, и это знание было тяжким.
Существовало множество проблем, о коих он мог представить исчерпывающую информацию. Скажем, войны в Крыму и Приморье: кто их затеял, кто породил дыркачей и незалежных громадян, откуда к ним поступает оружие, в каких регионах вербуют ландскнехтов и на какие шиши. Или кавказская ситуация… Что там творилось, в этих новоявленных демократиях, в Грузии, Чечне и остальных Азербайд-жанах? Скрытая драка за большие бабки? Внезапная вспышка религиозности? Месть северному соседу, национальный ренессанс, мечта отринуть азиатчину и интегрироваться в западные сферы? Пустые домыслы! Месть не имела успеха, бабки проехали мимо, а что до религии, то в наш прагматический век ее не взрастишь без надлежащих капиталов. Как и демократию, а потому все эти страны лишь назывались республиками, но были феодальным болотом, где грызлись за власть князья, султаны, беки и предводители тейпов.
Джинн давал определенные ответы, извлекая из мутного тумана фигуру за фигурой. Кто приподнялся на поставках оружия, кто торговал рабами, кровью и бензином, кто подыгрывал из-за бугра, кто финансировал оппозицию в прессе, на ти-ви и в Думе и что надеялся получить… Большая Нефть, не шутка! Она была осью проблемы, вокруг которой крутилось планов громадье. Как и где пройдут нефтепроводы, куда и откуда двинутся танкеры, кто завладеет буровыми и, в обход России и ОПЕК, ограбит Каспий… По утверждению Джинна, за всеми кавказскими усобицами, за войнами в Крыму, Ираке и Иране, за ближневосточной проблемой и дикими вспышками терроризма – словом, за всей этой геополитикой стоял один реальный фактор: цена за баррель. Запад стремился ее сбить, Восток – удержать и с этой целью был готов решиться на любые меры:
Бесславные войны, которым стоило присвоить название нефтяные! Впрочем, славных войн не бывает; каждая из них на свой манер позорна. Я ужасался, копаясь в окаменевшем дерьме прошедшего и кучах свежих экскрементов, произведенных не далее как вчера; Джинн, неутомимый ассенизатор, выдавал их целыми бочками. Встречались, впрочем, и курьезы, всякие цэ-у и директивы, которыми Большие Шишки и персоны VIP радовали подчиненных. Джинн отыскал приказ министра времен перестройки «секретному» академику, творцу космических ракет – того назначали главным конструктором автоматических линий в кондитерской промышленности. Другому ученому, археологу, предписывалось найти захоронения в Восточной Сибири, но обязательно русские, без примеси «китайских элементов», и чем древней, тем лучше. Нашлись и видеозаписи пикантных прокурорских развлечений, охот и застолий с участием первых лиц, доклады о налетах НЛО на Петрозаводск, Орел, Калугу и остальные города и веси, а также проект о вывозе мусора из Штатов на Таймыр.
Но все это были нелепости, мелкий компромат или прожекты несостоявшихся миллионеров. У тех, кто состоялся, хватка была железной, планы – реальными, и приводились они в исполнение на высшем уровне науки. Психологии, информатики, менеджмента, гражданского права, финансов… И я был учтен в этих планах – взвешен, учтен, приговорен! По временам мне приходили письма явиться на презентацию памперсов или пилюль от ожирения и получить ценный подарок либо завещать квартиру фирме «Обеспеченная старость». Инициаторы таких кампаний казались мне обычными лохотронщиками, но это мнение пришлось пересмотреть: Джинн обнаружил базы данных явно негосударственной принадлежности, с массой подробностей личного свойства. Фамилии, телефоны, адреса, возраст, состояние здоровья, привычки, индекс доверчивости… Турфирмы отлавливали тех, кто ездил за рубеж, агентства недвижимости – бездетных стариков с квартирами и всех приобретавших дачи и жилье, автосалоны – фанатов «БМВ» и «вольво», торговцы гербатайфом и иными снадобьями – больных людей, отчаявшихся и не доверявших нашей убогой медицине. В принципе это был естественный шаг: распространитель товара желает побольше узнать о клиентах, определить стратегию продаж, и тут компьютеры незаменимы. Но кроме мелких баз, принадлежавших всяким агентствам и представительствам, была еще огромная и абсолютно анонимная. Сведения о миллионе людей, о четверти жителей Питера, их крупных покупках, движимом и недвижимом имуществе, занятиях, акциях, банковских вкладах, наследниках… Эта коллекция регулярно пополнялась как из более мелких баз, так и с помощью других источников, отнюдь не анонимных: ГИБДД, таможни, нотариальных контор и многих ведомств, что занимались землей, налогами, арендой и жильем.
Я грохнул эту базу. Цель ее не оставляла сомнений: наводки для мафиозных кланов, шантаж и вымогательство, а факт существования был свидетельством коррупции. Длительной и разветвленной, проникшей в каждую щель и всякий закоулок, во все приемные и кабинеты, где информацию меняли на наличные… Это было так мерзко и гадко, что я передернулся. Меня тошнило и трясло; я понял с пугающей остротой, что информация опасна – очень опасна, особенно в бедной стране, где не привыкли уважать законы. Мы, ее жители, были объектами экспроприации и для властей, и для бандитов и мошенников; нас защищала лишь безвестность, но этот покров униженных и сирых стремительно таял с каждым днем. Что тут поделаешь! Компьютерный век – что мощный отлив, когда обнажается дно океана и все его секреты…
Отправившись на кухню, я разыскал бутылку «Политехнической», глотнул и, отогревшись душой, начал заваривать кофе. Час не поздний, но за окном уже сгущался сумрак, и серые здания, тянувшиеся шеренга за шеренгой, напоминали корабли с прямоугольными иллюминаторами, темными или светлыми, розовыми, золотистыми, зелеными, смотря по тому, какой оттенок штор скрашивал жизнь моим соседям. Было тихо. Дом наш стоит на проспекте, и планировка моей квартиры такова: два окна на улицу, два во двор. Л во дворе, которым я любовался из кухни, считай никого. Вороны, воробьи, высокие сугробы да редкий прохожий, который тащится домой по тропке среди снежных куч… Весной не пахнет. И не запахнет до середины апреля, подумал я, присаживаясь к столу.