Заклинатель джиннов
Шрифт:
– Не убивай его, Алик! – выкрикнул я. – Не надо!
– Почему? – раздался спокойный голос.
Николай упал, и в полутемной прихожей передо мной явилось лицо Ахмета.
– В-вы? – Вздрогнув от неожиданности, я отступил назад. – Кх-как?… Кх-каким образом?
– Мне позвонила госпожа. – Ахмет наклонился и снял шнурок с шеи Николая, потом пихнул его ногой. – Жив, пес! Но ненадолго.
– Г-госпожа? – Брови мои полезли вверх, но тут же я сообразил, кем прислан он на выручку. Конечно, не Захрой, не дорогой моей принцессой… А жаль!
–
Мое заикание прошло.
– Я объясню. Но сначала решим, что делать с этими…
Ахмет огляделся. Николай дышал, весь отдаваясь этому процессу, Борян, приподнявшись, щупап затылок, шофер сидел в углу, держась за челюсть; на Ахмета он взирал с явным ужасом.
– Сделаю, что скажешь, господин мой Сирадж. Лучше задушить… А ночью я их увезу и закопаю в снег. Где-то… Найду где и все делать сам. Ты не коснешься их своими благородными руками.
– Хрр… – прочистил горло Борян. – Шутишь, друг?
Ахмет шагнул к нему и коротко, страшно ударил в зубы.
– Свинья твой друг, бахлул [46] ! И место твой в помойной яме! Прикажут, будешь там!
– Не прикажу. Не хочу их смерти. – Я покачал головой. – Пусть убираются! Ну их… – чуть не сказал «к Аллаху», но вовремя поправился: – К дьяволу! Выметайтесь, да поживей!
46
Бахлул – дурак, глупец; арабск. (прим. ред.).
Борян вытер ладонью окровавленный рот, поднял Николая, подставил ему плечо.
– Чапай вперед, Серый… Тачку подгони!
– Ключ от наручников, – сказал я.
Он бросил мне ключик на цепочке, потом, покосившись на Ахмета, пробормотал:
– Выходит, не в одной ментовке у тебя кореша… ты, выходит, и с черными дружишь… Мог бы предупредить!
– Вот ты и предупредишь. Альбертика.
– Альбертик еще о себе напомнит!
Дверь закрылась, и мы с Ахметом отправились на кухню. На столе лежали карты; я смел их в помойное ведро, бросил туда же наручники и заварил кофе. Белладонна, с победно задранным хвостом, обошла вокруг стула, на который уселся гость, подумала и прыгнула ему на колени.
– Что от тебя хотели эти псы? – спросил Ахмет, погла живая кошачью спинку.
Я налил ему кофе в кружку отца, себе придвинул мамину.
– Хотели, чтоб я отдал им власть над джинном.
Он с задумчивым видом коснулся шрама на левой щеке.
– Я видел нечто у пожилого хакима, с которым ты дружишь… Я был удивлен… Но джинн ли это? Я спросил госпожу, но она смеяться. Она верит в джабр, но не верит в джиннов! Сказала, джинны давно
– Все, что подвержено смерти, может и рождаться вновь. По воле Аллаха.
– И властью его! – Ахмет неторопливо провел ладонями по лицу. – Что Аллах приговорит, тому и быть! Но если родился новый джинн и отдан тебе в услужение, то почему он не явиться тебе в помощь?
– Он слишком огромен и не может сделаться меньше. Он так могуч, что если б коснулся пальцем этого дома или дунул на него, стены бы рухнули и погребли всех правых и виноватых. Но он помог мне, почтенный Ахмет, – он послал тебя.
– Меня послала госпожа.
– Твоя прекрасная госпожа не знает, где я живу. Не знает, что мне угрожала опасность. Джинн говорил с тобой ее голосом. Он мастер на такие штуки.
Ахмет отпил глоток, аккуратно поставил кружку на стол и полюбовался ее видом. Казалось, он не слышал моих слов.
– Хороший кофе и налит в достойный сосуд…
– Из этой кружки пил мой отец.
– О! Ты одарил меня высокой честью, мой господин Сирадж! – Сделав паузу, он неожиданно поинтересовался: – Ты находишь мою госпожу прекрасной?
Кровь бросилась мне в лицо.
– Прекраснее я не встречал… Видеть ее – счастье, мечтать о ней – радость!
– Ты говоришь искренне, – промолвил Ахмет, глядя на меня. – И ты утверждаешь, я слушать джинна, не госпожу?
– Да. Ты сказал, она на ученом собрании? – Я посмотрел на часы – было почти восемь. – Так вот, собрание закончилось, она тебя ждет, а не дождавшись, позвонит. Может быть, сейчас. Наверно, рассердится, что ты не приехал… И ей ничего не известно о…
Мобильник Ахмета зажурчал. Он поднес аппаратик к уху, вымолвил что-то напевное, сделал паузу, о чем-то спросил. Щека его стала бледнеть, и шрам выделялся на ней алой полоской. Закончив разговор, Ахмет на секунду прикрыл глаза, потом пробормотал на арабском пару фраз и тут же перевел:
– У нас говорят: глупец не верит в завершенное. Носит песок в пустыню и поливает медом финик… Прости, господин мой Сирадж, что я оскорбил тебя недоверием. Чем искупить мой грех?
– Скажи госпоже… скажи ей… – Горло у меня перехватило, и я почувствовал, как запылали щеки. – В общем, ты знаешь, что сказать.
– Знаю. – Он кивнул и поднялся. – Кофе у тебя хороший, но надо ехать.
– Надеюсь, мы еще встретимся, почтенный Ахмет.
– Если будет на то воля Аллаха.
На пороге он остановился и, не глядя на меня, спросил:
– Ты говоришь, что госпожа моя прекрасна, и ты повелеваешь джинном, таким могучим, что от его дыхания рушатся дома. Почему не велел доставить ее к себе?
Я пожал плечами.
– Наша жизнь не сказка, почтенный Ахмет. В ней и без джиннов хватает насилия.
– Истинно так!
Мы вышли на лестничную площадку. Дверь соседней квартиры отворилась, Катерина бросила взгляд на меня, потом осмотрела Ахмета и облизнулась. Он поклонился ей и начал спускаться по лестнице.
– Что у тебя за шум, Сережа? Кошка рожает?