Заключенный на воле
Шрифт:
— Вы знаете кой-какие приемы, но совершенно не умеете их совмещать. После вашего удара коленом вам следовало тут же бить меня в основание шеи.
Словно желая продемонстрировать свое утверждение на деле, Лэннет нанес левой рукой обманный удар сверху вниз. А когда повстанец вскинул руки, пытаясь поставить блок, врезал ему в солнечное сплетение. Пока противник, шатаясь, хватал ртом воздух, Лэннет продолжал:
— Вы могли прикончить меня тем ударом. Вы промахнулись, потому что были слишком нетерпеливы. Вы действуете, не думая.
Горя гневом, Лэннет перенес вес на левую ногу и приготовился нанести круговой
Разбитая скула Лэннета горела. По лицу капитана текла кровь, и липкой неприятной лужицей скапливалась между воротником и шеей. От разворота изготовившейся для удара ноги снова заболели брюшные мышцы, пострадавшие от удара Трей. Внезапно гнев капитана переключился на другую мишень. В сознании его замелькали обрывки мыслей.
«Изгой. Поддельное имя, поддельная жизнь. Меня подставили.
Нэн.
Эти придурки. Безмозглые, не видавшие испытаний. Раздувшиеся от гордости. Смеются надо мной. Смеются. Боль. Хотят видеть, как меня унизят. Они хотели урок? Они его получат».
Бой был закончен. Точнее, должен был вот-вот закончиться. Но ярость все еще кипела в жилах Лэннета. Капитану так отчаянно хотелось отделать как следует стоящего перед ним человека, что у него звенело в ушах.
«Ошибка. Неверно».
Капитан слегка изменил направление удара, так, чтобы он лишь скользнул по ноге повстанца. Продолжая движение, Лэннет развернулся на месте и в завершение, не глядя, ударил локтем назад. Его противник застыл на месте — губы сжаты, глаза плотно зажмурены. Он открыл глаза лишь после того, как Лэннет взял его под локоть, помогая выпрямиться.
— Вы — очень опасный человек, друг мой, — сказал Лэннет. — Упорный. С обманчивой внешностью. Вы заставили меня до самого дна перетряхнуть мою котомку с запасом приемов. В следующий раз, работая с вами, я буду начеку. Как вас зовут?
— Реталла. В следующий раз я вас сделаю.
Это заявление прозвучало несколько неразборчиво, и, словно чтобы объяснить причины этого, Реталла сплюнул кровь изо рта.
Лэннет покачал головой.
— Нет, не сделаете. Когда-нибудь потом — может быть, если вы усвоите то, чему я могу вас научить. Но не в следующий раз. И даже еще через раз — вряд ли. Для этого вам придется потренироваться подольше.
Капитан улыбнулся и протянул руку.
— Может, будет лучше, если мы прибережем эти навыки для Помощников и не станем выяснять, кто из нас круче?
Реталла обдумал этот жест. Прежде чем он успел сформулировать ответ, рядом с ним оказалась женщина, которую звали Трей. Она встала между мужчинами, спиной к Лэннету, промокнула разбитые губы Реталлы носовым платком и негромко произнесла:
— Пусть будет так. Учись у него. Твоя очередь еще придет. А сейчас нам нужно работать вместе.
Лишь после того, как Трей замолчала, Реталла неохотно перевел взгляд с невозмутимого лица Лэннета на обеспокоенную женщину. Его черты тут же расслабились; ярость и боль растворились в более сильных чувствах. Наконец он снова взглянул на Лэннета. Скривившись, он пожал протянутую руку.
— А вы, случаем, не знаете какого-нибудь трюка, позволяющего убрать фонарь из-под глаза? А то вы скоро будете редким красавцем.
И он снова сплюнул кровь.
Трей незаметно передвинулась поближе к Реталле. Лэннет с трудом сдерживал смех:
Интересно, он хоть когда-нибудь поймет этих людей?
Трей и Реталла присоединились к своим товарищам. Лэннет отметил про себя, что повстанцы хмурятся, но в целом вроде бы готовы повиноваться. Капитан сказал:
— Через тридцать минут — марш-бросок. С полной выкладкой. Сбор здесь. Разойдись!
Когда повстанцы ушли, Джарка сказал:
— Вы бы чем-нибудь обработали ссадину.
Лэннет осторожно потрогал скулу.
— Да просто пропотею как следует, пока буду носиться по этим холмам, да и все.
Сул же беспокоился не о Лэннете.
— Вы довольно круто обошлись с Реталлой.
— Я позволил ему верить в то, во что он хотел верить. Честно говоря, я не думал, что он так быстро что-нибудь предпримет.
Сул ухитрился одновременно разинуть рот и гневно сверкнуть глазами.
— Так вы ожидали этого… этого цирка! Вы его спровоцировали!
Лэннет повернулся к Сулу, попутно скользнув холодным взглядом по Джарке.
— Он желал выяснить, кто тут будет командовать. Я знал, что он попытается справиться со мной — знал с той самой минуты, когда услышал, как требовательно он обращается к вам. А у нас здесь не парламент. Если мне пришлось набить ему морду, чтобы до него это дошло, — его проблемы. В чем, собственно, дело, господа? Вы похитили у меня право распоряжаться собственной жизнью, вручили мне сорок человек и сказали, что теперь я за них отвечаю. И вы что, всерьез полагаете, что я не пущу кровь из носа любому, кто даст мне для этого повод? Да запросто!
Во время этой беседы они стояли у входа в подземное жилище. Капитан поднял закамуфлированный люк, снабженный кустом, и немного задержался, прежде чем спуститься по лестнице.
— Сул, я совершенно серьезно говорил, что всех этих людей нужно тщательно проверить. Отправьте посланца к Бетаку и скажите, чтобы он немедленно принимался за это. И выясните, ведется ли на базе перехват радиопередач.
— У нас всего три комма, и все они хранятся у меня. И стереокарты, которые к ним прилагаются, тоже. И никакой нужды в дотошной проверке нет. Здесь собрались порядочные люди, патриоты Хайре; у каждого кто-то из родственников попал в лаборатории Этасалоу. Они рвались в бой еще задолго до того, как ваши жуткие истории коснулись их слуха. Вы понимаете, как больно им будет узнать…
— Скажите Бетаку, что я требую, чтобы радиоперехват велся постоянно, — оборвал Сула Лэннет. — И проверьте ваших людей. Если они чисты, никакого вреда это им не принесет.
Капитан спустился вниз и закрыл за собой люк.
Кипящий от злости Сул гневно посмотрел вслед Лэннету, потом стукнул себя кулаком по ладони.
— Черт побери, Джарка, мы совершаем ужасную ошибку! Мне не нравится этот человек! Бетаку следует об этом знать.
Джарка хмыкнул.
— Знаешь, что сказал Бетак о нашем уважаемом специалисте? «Что за неприятный человек! Он натолкнул меня на такие мысли о нашей революции, каких я до сих пор избегал. Никогда ему этого не прощу». Потом он посмотрел на меня, улыбнулся, как человек, которому вгоняют иголки под ногти, и добавил: «Я никогда не понимал, насколько сильно мы в нем нуждаемся».