Заключительный аккорд
Шрифт:
Брам внимательно посмотрел на обер-лейтенанта. Молодой офицер импонировал ему своей искренностью.
— Клазен, дружище! Членовредительство — тягчайшее преступление. Совершивший его себя выставляет героем, а нам с тобой предоставляет право воевать за него!
— Это терпимо, если допустить, что исторически война длится лишь несколько минут.
— У тебя правильное понятие, Клазен. Теперь поводья нужно натянуть так, чтобы мы могли с честью выйти из этого затруднительного положения.
— Не собираетесь ли вы привлечь Зойферта к ответственности, если я дам показания где следует? Он лежит у Квангеля. Я случайно узнал об этом.
При упоминании фамилии доктора Брам вспомнил свой последний разговор с Урсулой по телефону. Ни он, ни она и на этот раз не коснулись главного вопроса: как им быть дальше? Он не смог ей сказать, когда и где они снова смогут увидеться. Лишь рассказанная Клазеном история о Зойферте дала майору надежду на новую встречу. Ведь капитан лежал в Шлейденском госпитале…
Клазен неожиданно рассмеялся. И рассмеялся потому, что в голову ему пришла мысль о том, что Зойферт, пустив себе пулю в ногу, надеялся попасть в глубокий тыл, а оказался рядом, всего лишь в Шлейдене. Вытерев слёзы, набежавшие на глаза от смеха, Клазен рассказал о своей догадке командиру полка.
— А лежит он там потому, что при таких заносах эвакуация в тыл невозможна. На всё божья милость! — ответил Брам и хмыкнул.
Оставшееся время майор делал вид, что интересуется местностью, которая находилась перед позицией, но в голове его уже зрел план…
Ветер переметал снег, сваливая его в сугробы. Сдувал снежок с мёртвых, погибших ещё в декабре, и припорашивал трупы, которые ещё не успели остыть.
— У тебя всё в порядке, — сказал майор. — Пока, Клазен. Не провожай меня, обойдусь как-нибудь.
Майор выбрался из окопа и пошёл на КП полка. Стараясь забыться, он гнал от себя мысли о приказах и о смерти. Затем он попробовал представить себя гуляющим по побережью сверкающего Бискайского залива. Мысленно он видел глаза Урсулы, и его сердце учащённо билось. Случай с Зойфертом давал ему возможность отлучиться на несколько часов из расположения полка.
Восемнадцатого января на имя И. В. Сталина было получено послание от президента Рузвельта. В нём, в частности, говорилось:
«Подвиги, совершённые Вашими героическими воинами раньше, и эффективность, которую они уже продемонстрировали в этом наступлении, дают нам основания надеяться на скорые успехи наших войск на обоих фронтах» [4] .
Однако главнокомандующий союзными войсками генерал Д. Эйзенхауэр вынужден был на время отказаться от мысли наступления на Сен-Вит из-за обилия снега, выпавшего в том районе. Компенсировать потерю во времени он решил за счёт мощных артобстрелов позиций Модели.
4
Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентами США и Премьер-Министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. т, 2. М., Госполитиздат, стр. 183.
В одном из подвалов, приспособленном под командный пункт, генерал Круземарк просматривал служебную почту, в то время как его адъютант на горячей плите, поджаривал ломтики хлеба. На этот раз внимание Круземарка привлекло лишь письмо из управления кадров сухопутных войск. В нём сообщалось, что майору Браму приказом от первого января 1945 года присвоено звание подполковника.
Круземарк подумал, что он смог помешать Браму получить бриллианты к Рыцарскому кресту, но вот этого приказа не в силах изменить.
— Тут ничего не поделаешь. Но я всё-таки доставлю ему маленькое «удовольствие». Пусть этот неотёсанный чурбан хоть несколько дней потомится на левом фланге дивизии в ожидании. — И генерал засунул конверт себе в карман.
Адъютант генерала нашёл в одном полусгоревшем доме бочонок с засолённой свининой, принёс на КП кусок побольше и начал жарить его на слабом огне для генерала. От распространившегося по подвалу запаха у генерала потекли слюнки.
«Сколько времени ещё продлится эта война?» — подумал он и тут же занялся мыслью о том, хорошо ли оборудован его командный пункт.
Брам превратился в прежнего рубаху-парня, сорвиголову, идущего напролом, отчаянного молодца, каким он всегда хотел быть.
«Вопреки закону о прохождении воинской службы совершено преступление, — думал он. — Офицер встал на путь членовредительства, уклонился от выполнения своих обязанностей, ослабил тем самым боевую мощь войск и покрыл позором офицерский корпус. И этот человек — мой подчинённый, командир батальона. Он затоптал в грязь мой авторитет. Я должен принять самые решительные меры. На моём участке пока спокойно, янки наступают лишь на участке соседа справа. Как только стемнеет, они залезут в подвалы и прекратят огонь на всю ночь. А рано утром я вернусь и лично доложу генералу о том, что задержан Зойферт, и тем самым сотру чёрное пятно с имени дивизии. И всё будет в самом лучшем виде».
Сумерки быстро сгущались. Артиллерийский огонь заметно ослаб. Завывал холодный штормовой ветер, гоня густые хлопья снега.
Майор крутанул ручку телефонного аппарата и попросил соединить его со штабом дивизии. Ударившись левой рукой об аппарат и почувствовав боль, он выругался.
Два дня назад он напоролся на ржавую проволоку. После этого запястье пересёк длинный красный след, а лимфатические узлы под мышкой сильно распухли.
Вскоре его соединили с дивизией. Брам доложил, что его полк прочно удерживает свои позиции.
— Подождите, Брам, генерал лично хочет с вами поговорить.
— Круземарк у телефона. Бог в помощь, дорогой Брам.
— Слушаю вас, господин генерал, — произнёс майор и подумал: «Что-то он опять замышляет?»
— Рад, что вы в добром здравии и что ваши люди показывают образцы мужества.
— Спасибо, господин генерал! — ответил Брам в трубку. «Плюнуть бы тебе в морду».
— Перед нами большое скопление танков противника. Нужно соблюдать высокую бдительность. Сосредоточьте сегодня ночью по меньшей мере две трети ваших людей на переднем крае.